Заскулила Машенька, схватилась за голову, закачалась из стороны в сторону: да когда же это закончится, когда закончится… а никогда не закончится, мы теперь навсегда с тобой, слышишь? слышишь нас? она слышит, думает, если башкой качать, то всё пройдет, не пройдет, дурочка, не пройдет… Вскочила с кровати, схватила со стола маникюрные ножницы – я вас, суки, найду, где вы там! – прикинула в уме воспалённом, где сама бы захотела спрятаться и с угла дальнего, в тени пребывающего, начала обои рвать: кусками большими, приторно пахнущими, пыль заклубилась в солнечном свете, свернулась вихрями и к телу пристала. Срывает Маша обои, за каждым куском проверяет: нет ли следов? куда убежали? Смотри чо творит дура.
У Машеньки два лица. Одно – для людей, другое – для зеркала. А для себя лица нет. И если верить книжкам вашим с многими знаками и многими заковыками, то всё можно разрушить, а там, где разрушено, создать новое. Только кажется мне, чувствую печенью, что враньё это всё, – стоит Машенька одна, как перст посреди хаоса, обнажена и растрёпана, с бутылкой холодного пива в уставшей руке. Чёрт с вами, окаянные! Может, и вправду отпустит. Хлопнула крышку о край стола, хоть и требовалось повернуть по указателю, сделала два жадных глотка, с подбородка вытерла лишнее. Вспомнила вдруг недалёкое: как случайно подглядела отчима в спальне за просмотром порнухи, а он заметил, но виду не подал, и после тоже не проронил ни слова, и даже в шутку не пытался обратить, и взгляд его этот… слишком уж пристальный. Вспомнила и про то, как после и сама на порнхаб залезла – и только когда кончила задумалась, что ролик нашла по #stepdad. Daddy, блять. Вспомнила и – тут же метнулась к нему в комнату проверить историю поиска в его личном ноуте. Вдруг он любитель наверняка этого интересного. Баб не водит, мужиков тоже, может, втихаря палит меня в душе, или камера в спальне стоит, может, он даже видел, как я дрочила, глядя на #step… – задохнулась Машенька: то ли от страха, то ли от возмущения, то ли от нестерпимого желания.
Открыла лэптоп, залезла в историю поиска – так и есть: порнухи, как у школьника, и все её возраста, в чулочках, сука, и с хвостиками. Ну, давай посмотрим, на что у тебя дымится, – развернула на полный экран, улеглась на подушки. Но тут же вскочила и поставила на паузу. А ведь и вправду, кажется, отпустило, – подумала Маша, прислушавшись. Никого. Сердечко, сердечко, куда ты несёшься, обожди пока, окаянное: залпом допила пиво, сходила к холодильнику за новым, покурила в две затяжки и выбросила окурок в раковину. Улеглась и снова включила.
Лежит Машенька по всем справкам умная, талантливая, интеллигентная девушка с отзывчивым сердцем и богатым внутренним миром, ласкает себя на отцовской постели, разлив остатки пива по стёганному покрывалу, вот-вот дойдет до самой сути мирозданья, только глаза закрыла и на экран давно не смотрит. Свои персонажи у Машеньки, куда ближе, куда желаннее. Милая, что же ты, чего ты творишь, в своём ли уме, здорова ли, Маша? Нет, не здорова я, вот-вот сдохну, только никому не говори, никому-никому, пусть между нами только, помоги лучше, заткни меня, дуру, а то взвою сейчас так, что Пётр с Павлом у ворот яузских услышат. И взвыла, как никогда в своей жизни – весь экран в каплях, с бёдер, судорогой сведённых, стекает на покрывало.
– Маша! Маша! Слышишь ли ты? Что ты принимала? Что ты приняла, Маша? От пива так не бывает! Ты слышишь?! – держит отец за плечи, ко лбу её вспотевшему зачем-то ладонь прикладывает. Выдернул из-под неё покрывало, укрыл срам. Открывает глаза Маша, улыбается: а я как раз тебя вспоминала, а ты вот он.