– Михаил Сергеевич, а знаете, мы с вами родились в один день – 2 марта…
Горбачев удивленно вскинул брови:
– И вы тоже?!
Смешно, но это врезалось в память.
22 марта – еще один юбилейный вечер на Старом Арбате, в музее-квартире мыслителя Алексея Лосева. Собралось человек 20 в уютной библиотечной комнате Алексея Федоровича. Накануне я написал стихотворение, прочитал его на вечере и отдал текст музею. «Он был подвижник, нет, фанат, / Фанат свободных, вольных мыслей… / Он видел свет в кромешной тьме. / Он не терял надежд на чудо…» И концовка:
Когда Лосева, после долгих лет мытарств и непризнания, хвалили, он говорил: «Я великий? Я великая ломовая лошадь».
Еще Маяковский признавал, что «все мы немного лошади». И эти творческие лошади, к сожалению, дохнут. Последний список: Тонино Гуэрра, 92 года, человек Возрождения. Достаточно вспомнить «Амаркорд» с Феллини и «Ностальгию» с Тарковским.
Умер Станислав Рассадин (род. 4 марта 1935), как написал критик Смелянский, у Рассадина был «озноб историзма». И у меня такой же озноб, стремление понять и осмыслить историю, отделить ложь от правды. И опять же, как Рассадин, я радуюсь точному «чужому слову» и стараюсь его сохранить.
24 марта – в гостях у Эдуардо, на дне рождения:
Ну и т. д. И последние строки: «Но не суди за сей стишок, / За мною тоже есть грешок…» Господи, сколько строк-посвящений я написал за свою жизнь. Строк много, поэтому так и не стал, в смысле, профи-поэтом.
3 апреля – Марина Тарковская пригласила меня и Володю Боряка в Дом кино на вечер, посвященный 80-летию Андрея Тарковского, а я как раз накануне написал эссе об Андрюше. Полон зал, но почти все выступающие говорили как-то невнятно и плохо, а вот музыка из фильмов Андрея звучала прекрасно и печально: Перголези, Бах, Джон Травор, Артемьев… Отвратителен был Никита Михалков – самовлюбленный и надутый фальшак. Возвращаясь с вечера, с Боряком говорит о школе, об Андрее, о режиме, который берет нормальных людей за горло.
Мы говорили о том, о чем писал Андрей в своем дневнике: «Нельзя здесь жить. Так изгадили такую замечательную страну! Превратили ее в холуйскую, нищую, бесправную» (запись от 11 августа 1981 г.). И в крайнем раздражении: негодяи! Мерзавцы!..
4 апреля – вечер за вечером, и отправились уже с Ще на свой третий вечер в дом-музей Цветаевой. Пришли лишь 18 человек. Но настоящие. Я больше говорил о своих ровесниках, членах «Клуба 1932», чем о себе, и прочитал стихотворение Евтушенко «Шестидесятники»:
Евтушенко, Вознесенский, Тарковский – да! Ну, а я, как кто-то определил: «неизвестный шестидесятник». Можно даже сказать: кандидат в… в шестидесятники? В диссиденты? В инакомыслящих?..
5 апреля – после вечера 29 марта кружилась голова, в прямом смысле, а отнюдь не от успехов (успехи скромные). 30-го печатал Джорджа Гершвина. 31-го в «МП» вышел Март в рубрике «Погода и слово», кстати, тираж газеты ныне тоже скромный – 72 300.
Радиокомитетские новости: умерла Валя Юшина, с палочкой еле ходит Левченко, Игорь Кудрин с каким-то нервным смехом спросил: «А ты все пишешь?» Подтекст: пора завязывать со всеми этими глупостями. И все бывшие коллеги-латиноамериканцы давно перестали писать и печатать.