На другом конце провода его резко остановили и выслушав ответ, предсовета осторожно положил трубку.

Дрожащей рукой он подал мне талон, на котором было указано: "Телевизор Рекорд – одна штука".

Вечером этого же дня брат Владимир, который в то время приехал с заработков домой и устроился на работу в колхоз, с матерью привезли на санках телевизор. В магазине продавец почти дословно рассказала им весь мой разговор с предсовета.

– И в кого только ты такой уродился, так себя вести? – спросила меня мать.

– А им кто позволил, так себя вести? – ответил я вопросом на её вопрос.

Зима с метелями и морозами, а также бесконечными дровами с их заготовкой и тасканием домой уступала потихоньку весне. Позади осталась и ежедневная самокатетеризация и уколы, боли сначала стали тупыми и потихоньку совсем стихли, пришло онемение. Ноги начали слушаться, хотя иногда и подводили, особенно левая нога, которая стала заметнее тоньше правой. Но залёживаться я не хотел и по мере своих сил пытался делать домашнюю работу.

На улице с приходом весны пришли и весенние хлопоты в огороде, мать копала землю под картошку и мелочь, я стоя в меже на четвереньках помогал ей убирать сорняки.

Однажды утром к нам пришла фельдшер и сказала, что меня вызывает в район заведующий поликлиникой, который сейчас исполняет обязанности главврача, по какому вопросу она не уточнила и ушла.

Что же делать нечего, вечером я собрался в дорогу, а утром автобус меня уже вёз в район.

Придя в поликлинику, я занял очередь и стал ждать приёма, очередь практически не двигалась, заведующий вёл ещё приём за невропатолога. Я стал беспокоиться о том, что опоздаю на единственный автобус, но после обеда неожиданно вызвали меня в кабинет.

– Здравствуйте, – сказал я, войдя в кабинет.

– Здравствуйте, проходите и садитесь, – ответил мне врач, когда я сел он продолжил. – Нарушаем, значит режим, в огороде работаем, будем Вас снимать с группы.

– А кто это Вам сказал?

– На Вас жалоба с Рощи, вот здесь заведующая Рощинским ФАПОМ пишет, что Вы будучи на второй группе инвалидности, целыми днями работаете в огороде.

Повторяется история моей матери, когда её сняли после инфаркта с третьей группы, за то что она сидела с соседским ребёнком, а будь что будет подумал я и выпалил.

– А снимайте, только вот тогда напишу, жалобу на Вас в Минздрав и пусть нас там рассудят. Я у Вас на диспансерном учёте состою, а Вы у меня не одного разу не были. Ваша фельдшерица может, ко мне приходила ставить уколы или по четыре раза выводить в день мочу. Если я здесь сижу перед Вами и пришёл на своих ногах, а не загнулся в своей деревне, то только благодаря мне и моей матери. Что Вы, врачи, сделали для моей реабилитации? Да Вы даже не знаете, как дверь у меня в избу открывается. Снимайте меня с группы, посмотрю затем, не снимут ли Вас.

– Успокойтесь, никто Вас снимать с группы не будет, и в Рощу я позвоню, – ответил мне врач, которого не хочу называть по имени и отчеству, хотя память моя не хочет их стирать.

В деревне у автобуса меня ждала фельдшер, которая приходила вызывать меня в район.

– Может Олежа, тебе укол поставить?

– Какой я тебе Олежа, себе поставь свой укол, да не промажь прямо в поганый свой язык.

На улице на нас оглядывались и перешёптывались жители деревни, которые приехали со мной в автобусе и ещё долго по деревне ходили сплетни и разговоры.

Дома матери сказал.

– Хотели, как и тебя с группы снять, да не на того нарвались. Вот такого ты меня мать родила, а спуску им не дам."

Надо было как-то налаживать жизнь, и родная деревня для этого плохо подходила, с моим здоровьем, да ещё и без специального образования, меня ни кто, не желал видеть.