Сын его Кутувья тоже вышел в шатер и застучал сковородкой. Он помогал отцу выгонять злых духов из шатра.

Они оба так громко кричали, что не сразу услышали, как запищал ребенок.

– Сын или дочь? – спросил Имтеургин, наклоняясь к пологу.

– Сын, – ответила Кух из полога.

Отец опять запрыгал, потряхивая перьями и костями. С ним вместе закружился Кутувья.

Потом Имтеургин уселся перед пологом и начал перебирать связку: волчьи зубы, медвежье ухо, нос росомахи, хвост песца, когти ворона.

Он протягивал в темноту то зуб, то коготь, чтобы духи не посмели даже подойти к шатру.

Над шатром шумел ветер, пересыпая снег, а Имтеургин думал, что это целая толпа духов царапает кожаные стенки.

В это время женщина приоткрыла полог и подала отцу ребенка. Отец взял мальчика обеими руками, ткнул его в одну сторону, в другую, в третью и закричал:

– Вот мое копье! Вот мой топор! Вот мой нож! Всех убью! Уходите, келе!

Кух тоже вышла в шатер и надела меховую рубаху, сшитую вместе со штанами. Она достала из мехового мешка деревянное сверло и стала буравить тонкую, с ямкой посредине, дощечку. Это она добывала огонь. Волосы у женщины стали белые от инея, а от ее голой шеи и груди пошел пар. Долго-долго она вертела сверло, крепко вдавливая его в дощечку. И вот кончик сверла задымился.

Женщина быстро бросила на дощечку кусочек сухого мха и стала дуть. Когда мох загорелся, она осторожно внесла его в полог и зажгла светильню.

– Новый огонь загорелся, – сказала она.

– Новый огонь начался, – сказал отец, и только тогда вошел с ребенком из шатра в полог.

Молодая женщина, жена Кутувьи, набила снегом котел и повесила его над светильней. Потом, пока мать кормила ребенка, она внесла из шатра мороженые оленьи бока, разрубила их на части и положила на нерпичью шкуру.

Люди поели мяса в честь новорожденного и стали советоваться, какое имя дать ребенку.

– Пускай будет Чайгуыргын, по имени дедушки, – сказала Рультына, жена Кутувьи.

– Нет, – сказала Тынатваль, – пускай называется Эккургын.

– Пусть будет как отец – Имтеургин, – сказал Кутувья.

– Верно, – сказал отец. – У меня хорошее имя. Оно мне давало удачу – олени у меня есть, огонь есть, жена у огня сидит, дети мне помогают.

Мальчика назвали Имтеургин.

На другой день Имтеургин-старший спросил жену:

– Сварились языки?

– Нет, – сказала Кух. – Рультына варила всю ночь, а мясо все еще сырое. Огонь маленький.

Кух выловила из котла оленьи языки и положила их на нерпичью шкуру. Имтеургин взял самый крупный язык и, ухватив зубами за кожу, отрезал его острым ножом у самых губ.

Кровавый сок потек у него по пальцам к локтю.

– Да, сырое, – сказал Имтеургин и, облизывая руки, стал есть.

Другие тоже принялись за еду. В пологе было слышно только, как люди жуют.

После еды Кух и Рультына налили каждому в чашку красноватый настой из стеблей шиповника. Чашки были глиняные, раскрашенные в яркие цвета. Их привезли когда-то далекие соседи. Много раз эти чашки трескались и даже разбивались на куски. Но хозяева туго стягивали их ремешками, а щели замазывали грязью.

– Чайник маленький, – сказала Рультына. – Чаю мало осталось.

– Долей из котла, – сказала Кух.

Рультына наполнила чайник густым наваром от оленьих языков и разлила мутную жидкость в чашки. Кутувья сморщился и тряхнул головой.

– Вода совсем сердитая стала. Горькая. Налей еще!

Когда все напились, Имтеургин закурил трубку и сказал:

– Старину расскажу, слушайте.

Кутувья и женщины уселись и улеглись поудобнее. Кух дала ребёнку грудь, чтобы он не мешал слушать.

Имтеургин поплевал на руки, как перед работой, потом покашлял и начал рассказ: