Очевидно, карточки, поступившие от Л. В., вызвали у Здобнова сомнения в ее профессионализме, так что 7 июля 1933 г. М. К. пришлось защищать свою помощницу:

Теперь относительно Л. В. Брун.

Я возражаю против Вашего вывода и очень прошу дать ей довести работу до конца. Ведь дело в том – как я Вам уже писал – она сделала спешный предварительный просмотр по каталогам, спискам etc. Причем в газетном отделении Пуб<личной> б<иблиоте>ки порядок не всегда образцовый.

Те сведения, которые она представила, De visu она не имела времени проверить все, т<ак> к<ак> уходила в отпуск и так как предполагалось, что все это будет сделано при окончательном описании.

Те сведения, которые она представила, отражают не ее неумение библиографически работать, а весьма неважное состояние наших каталогов и списков periodic <так!> в хранилищах. Часть сведений она получила по своему запросу в других б<иблиоте>ках и также не имела еще возможности проверить все лично.

Категорически утверждаю, что Л. В. Брун – превосходный работник, иначе бы я не решился так решительно <ее> рекомендовать и прошу под мою ответственность дать ей закончить порученную первоначально работу, точно указав объем тех сведений, к<ото>рые нужно вынести на карточку.

Однако в те месяцы 1933 г., когда писались эти письма, ситуация вокруг «Библиографии Дальневосточного края» изменилась. Весной Николай Васильевич был арестован и около двух месяцев провел в заключении211. А вскоре после освобождения он оказывается оттесненным от руководства работами по дальневосточной «Библиографии». Начались проверки по подозрению в финансовых злоупотреблениях, появились обвинения политического порядка и т. д.; назревал конфликт и в недрах самой Всесоюзной ассоциации сельскохозяйственной библиографии. В результате была создана новая редколлегия. Первые два тома, полностью готовые к тому времени, успели появиться в 1935 г.212, однако имя Здобнова, составителя, руководителя и редактора этого издания, на титульном листе отсутствовало. Тогда же была расформирована и сама ассоциация. Так завершилось это масштабное начинание213. Разумеется, на заключительном этапе ни М. К., ни другие члены его «команды» уже не принимали участия в работе. Сохранились ли и где хранятся в настоящее время многочисленные карточки по этнографии, подготовленные М. К., Е. Г. Кагаровым, Л. В. Брун и другими участниками проекта для 17‑го тома «Библиографии Дальневосточного края»214, установить не удалось.

Для нас же важно другое. Две больших и в итоге несостоявшихся работы – «Библиография Восточно-Сибирского края за 1918–1931 гг.» и «Библиография Дальневосточного края за 1890–1931 гг.», над которыми М. К. и Л. В. совместно трудились в 1931–1933 гг., – послужили своего рода «этапами» их личного и творческого союза.


В сентябре 1933 г. в Гаспре М. К. встретился с М. Л. Лозинским, отдыхавшим в том же санатории КСУ (Комиссия содействия ученым при Совнаркоме СССР). Лозинский подарил ему свой только что изданный перевод «Гамлета»215 с надписью: «Марку Константиновичу Азадовскому, учившемуся читать по Гамлету. Да не отшибет у него этот Гамлет охоты к чтению! М. Лозинский. Гаспра, 27.IX.1933»216.

Нетрудно представить себе, о чем беседовали на отдыхе М. К., державший в памяти множество стихов Ахматовой, Гумилева, Мандельштама и при случае с удовольствием читавший их вслух, и Михаил Лозинский, участник акмеистического цеха и живой свидетель литературных событий 1910‑х гг. Но помимо поэзии в их разговорах была и другая общая тема: Публичная библиотека и ее сотрудники/сотрудницы. К одной из них они обратились 20 сентября с экспромтом, сочиненным совместно: