Мне бы очень хотелось услышать хоть какие-то разъяснения, но голос умолк. Макс опустил голову, словно раздумывая над чем-то. То ли над моими словами, то ли…

– Идем. – Он ловко обхватил меня и буквально перетянул через жердь, которая служила ограждением.

– Плохая идея, – проворчала я, когда он потащил меня к лошадям, а те дружно потопали от нас прочь.

– Все в порядке, они всегда так себя ведут, – пытался успокоить Макс, крепче сжимая мне руку.

Но, чем ближе мы подходили, тем все беспокойнее становился табун. В конце концов, лошади заметались, начали громко ржать и пытаться преодолеть забор. Мое сердце, словно вторя общей панике, затрепыхалось в груди. Дыхание сбилось.

– Ма-акс-с, – зашипела я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

– Не понимаю. – Прикрыв меня собой, он смотрел на мечущихся по загону лошадей.

– Уйдем отсюда. Им плохо. И мне плохо.

– Подожди. – Он отпустил меня и направился к черному жеребцу, единственному, кто не поддался панике. Он тоже ходил за своими сородичами, но скорее из солидарности. Прядая ушами, он поглядывал в нашу сторону, будто спрашивая: что происходит? и куда все бегут?

Чтобы дать животным успокоились, я быстро покинула загон, вернулась к речке и спряталась за ивой. По ту сторону ограждения моментально установилась тишина. Макс продолжал идти через поле, а ему навстречу, о чудо, зашагал тот самый конь черной масти. На фоне сбившихся в углу лошади это выглядело чудом. Подойдя друг к другу, они одновременно наклонили головы, будто в приветствии. Макс протянул руку. Мое сердце остановилось. Но ничего страшного не произошло. Жеребец подставил лоб под ладонь, позволяя не только потрепать челку, но и почесать между глаз. Родионов провел рукой по шее коня, взял его за гриву и повел в мою сторону.