Пальцы никак не хотели шевелиться. Но, видимо, что-то у меня получилось. Рядом снова зазвучали причитания.
– Господи, это чудо! Дорогая, как ты нас напугала. – Это мама – узнала я.
– Сделайте вдох, я вытащу трубку, – оживился женский голос.
По щеке что-то скользнуло. В груди возник невыносимый огонь. Но, лишь когда наружу прорвались рыдания, я поняла, что это. Боль! Невыносимая, сжигающая. Я больше никогда не увижу Анри. Никогда! Слёзы душили, а вокруг была суета, меня успокаивали сразу несколько человек. Мамин голос вторил моим рыданиям.
– Леночка, уже всё позади, ты поправишься. Не плачь, дорогая.
Мне было всё равно: плохо или хорошо. Хотелось, чтобы от меня отстали, оставили одну с невыносимым горем. В голове всё ещё звучал голос Анри. «Прости, я должен…»
Я больше не услышу его, теперь он только моё воспоминание. Эта авария искалечила не только моё тело, но и мою душу!
Я не могла успокоиться. Рыдала, выла. Пытаясь поднять руки, путалась в проводах. И, наверное, чтобы прекратить это, мне ввели успокоительное.
Пробуждение не принесло желаемого облегчения. В груди по-прежнему ныло. Слёзы снова и снова наворачивались на глаза. Лекарство вновь затуманило сознание, и я уже не понимала, что реально, а что нет. И снова площадь, слёзы в глазах Анри, затягивающая меня чернота. Сознание металось в истерике. Чернота перерастала в дракона, он тащит меня на дно озера, и я кричала, звала Анри. Он стоял на краю выступа, смотрел, как меня поглощает вода. Серафима, склонившись надо мной, вытирала лоб, пела песню. Пытаясь поймать её руку, я натыкалась на вещи. Руки тяжелели. И опять темнота…
Сколько времени прошло, не знаю. За окном было темно, когда прояснилось сознание, и я смогла нормально думать.
В углу комнаты на диване сидел отец.
– Папа, – просипела я. Он не услышал.
Я попробовала сесть, но голова закружилась. В горле пересохло, даже глотать было трудно.
– Папа! – собравшись с силами, крикнула я.
На этот раз он поднял голову, и быстро подошёл ко мне.
– Наконец-то ты пришла в себя. – Он взял меня за руку, поправил волосы, заботливо убрав прядку со лба.
– Я что-то пропустила? – Меня насторожила его фраза.
– Ты говорила такие вещи… Врачи думали, после комы ты, как бы это сказать…
– Да уже говори как есть – сошла с ума! – возмутилась я.
– Не обижайся, но это так и выглядело. – Он налил в стакан воды, протянул мне. С жадностью выпив всё, я посмотрела на него.
– Сколько я пролежала в коме?
– Десять дней. Сначала ещё была надежда. Потом врачи сказали… твой мозг не отвечает на тесты. Нас уговорили прекратить искусственную вентиляцию. Это было трудное решение, мы до последнего не верили, что потеряем тебя. А потом ты бредила и билась в истерике. Невыносимо было видеть тебя в таком состоянии. – Он погладил меня по руке.
– Прости, – только и сказала я.
– Ты не виновата, доктор говорит, после комы бывает и не такое. Кто-то ничего не помнит, а кто-то помнит то, чего не могло быть.
В палату вошла медсестра.
– Пора делать укол.
– Но она хорошо себя чувствует. – Отец взглянул на девушку.
– Вот и замечательно! Завтра доктор посмотрит. А сегодня мы должны продолжать лечение. – Мило улыбаясь, она взяла меня за руку.
Веки потяжелели, и я снова погрузилась в сон.
Из зеркала на меня смотрело нечто бледное, с провалившимися в чёрные круги глазам и повязкой на голове. Вся правая сторона тела цвела яркими синяками, они уже пожелтели, но всё равно выглядели страшно.
Доктор категорически отказался выписывать меня домой, ссылаясь на психическое состояние. Собственно, винить его не за что. Мне и самой уже казалось, что с головой у меня не всё в порядке. Во снах я жила в другом мире, а просыпаясь, не могла понять, где нахожусь. Родные не оставляли меня одну ни на минуту!