Замок загудел. Разговоры о переезде велись повсюду, от оружейной до кухни, припоминались былые столкновения с Паллеками. Барон был мрачен как туча, баронесса немедленно слегла от волнения и страха, и слуги метались по замку как очумелые, без всякого толку, не зная, чего, собственно, ожидать назавтра.

Время было самое неподходящее для того, чтобы подходить к отцу с расспросами. Впрочем, Гаррик в этом уже и не нуждался.

Еще до возвращения барона наблюдательный глаз его успел обнаружить немало признаков правдивости подслушанного рассказа. Прежде Гаррик не обращал внимания, ибо не знал, на что его обращать. Но теперь он сразу заметил разницу в отношении к нему и к младшему брату со стороны слуг, замковой стражи, деревенских жителей и даже бессменных товарищей по играм и тренировкам, сыновей оруженосца Верха. Ивина все они любили и почитали, как своего будущего господина, а его, Гаррика, кое-кто из слуг и крестьян, пожалуй, и недолюбливал, вроде как побаивался. Смотрели настороженно, вступать в разговоры избегали… Те же, кто хорошо к нему относился, вели себя с ним более фамильярно, чем с братом… совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы понять, что считают они его в какой-то мере равным себе. Баронесса Катриу как будто не делала разницы в своем отношении к обоим мальчикам, но всем было известно, что на первом месте для нее всегда и всюду один только господин барон и что только от его настроения и желаний зависят ее настроение и самочувствие. А сам барон… Гаррик уязвленно припомнил, что никогда тот не глядел на него с такой гордостью, как на Ивина, когда им обоим случалось отличиться в ратной науке. Хотя, надо отдать справедливость, это было единственное, в чем он мог упрекнуть барона.

Никаких доказательств, однако, ему больше не требовалось. И все то время, пока в замке царила суматоха – а она мало-помалу улеглась, потому что переезд решено было отложить до осени, – душа Гаррика была далека от происходящего, и незрелый, хотя и острый не по годам ум его бился над вопросами, на которые не существовало ответов, – кто же он такой на самом деле? Человек или страшный оборотень? Произвели его на свет люди или нечистая сила? Как узнать правду?… Слова дворецкого о том, что в любом случае родители его были чудовища, запечатлелись в памяти мальчика, словно выжженные каленым железом. Обстоятельства его рождения и время пребывания в лесу окружала зловещая неприглядная тайна.

Дочка кузнеца, разумеется, была забыта. Внезапно все отдалились от него, словно между ним и миром встала невидимая стена – стена его инородности. Стена лжи. Он был не такой, как остальные, – дитя зла, выкормыш лесного зверя. Все, кроме него, знали об этом, и все молчали. Даже отец с матерью. Все улыбались ему, говорили с ним, как с обычным человеком. Но что они думали о нем, как относились к нему на самом деле? Чего ждали от него – уж не того ли, что однажды он у них на глазах превратится в чудовище?…

И кому он мог довериться, с кем заговорить о своей унизительной тайне?

Светлый мир его рухнул в одночасье, у него не осталось ни единого друга. И сам он был не пойми кто – возможно, оборотень, носящий человеческое обличье как маску, и вокруг были одни маски, скрывавшие истинное отношение к нему…

Не всякий взрослый человек, не то что подросток, смог бы долго выдержать подобное душевное напряжение, не давая ему никакого выхода. И, когда барон Ашвин остыл и успокоился, когда баронесса оправилась и жизнь в замке вошла в свою обычную колею, Гаррика свалила с ног нервная горячка.

Тяжелая болезнь эта стала для него благословением, поскольку избавила на время от всяких мыслей. Она же как будто переродила его. Ибо едва он выздоровел, как немедленно обнаружилась и сделалась всем заметна происшедшая с ним перемена.