Смех заглушил и аккордеон Ирины Олеговны, и слабенький голос растерявшегося Федюни.

Ветераны хохотали, валились друг на друга, утирали слёзы кулаками, вскрикивали: "Парасучик!" и хохотали снова и снова.

Борисыч, высунувшийся из-за занавеса, прошипел:

– Федька, зараза! "Катюшу" пой! Убью!

Заиграла опомнившаяся Ирина Олеговна, и Федя торопливо, сбивчиво запел "Катюшу". Потихонечку пришёл в себя зал, ровно допел Федюня. С полыхающими от досады на самого себя щеками, поклонившись, вместе с Ириной Олеговной, они уж было отправились за кулисы, но зал взорвался такой овацией, таким громом аплодисментов, что им пришлось остановиться и принимать цветы, и раскланиваться так долго, что переодетый в косоворотку для русской "Барыни" артист из армейской самодеятельности, покрутил головой и посетовал:

– Как же теперь выступать после такого успеха?

После концерта дети ещё походили по городскому парку, покатались на аттракционах, поели эскимо.

В село возвращались сонные, притихшие от усталости.

Ирина Олеговна сначала подосадовала, потом посмеялась, потом успокоилась и похвалила всех маленьких артистов.

Но только одного Федюньку, высаживая около дома, она притянула к себе, чмокнула в нос и сказала:

– Иди, отдыхай. Ты молодец, "парасучик"!

Рано заснувшему Федюне снились печальная макушка Рокоссовского, букеты цветов, летящие на сцену и ласковая женщина с медалями и орденами. А ветераны, тем же вечером расходящиеся по домам после отличного концерта и хорошего праздничного угощения в офицерской столовой, напевали запомнившиеся слова на весёлый мотивчик : "…мы летим, парасучисты, над страной, над страной…" и смеялись.

Наш автобус выехал за город и бодро побежал по трассе в сторону села, и я потянул из сумки приготовленную для наших друзей флягу.

Повертел её в руках, рассмотрел.

– Серёга, помнишь, сколько всякого армейского добра пораздарили да повыбрасывали?

Сергей взял у меня из рук флягу, спрятал себе в сумку и строго сказал:

– Ты не понял, откуда эту привезли? Это тебе не тот хлам, что мы пацанами домой таскали, да на менках выменивали!

О! Точно! Была у нас в детстве такая великая вещь – пацанячья менка!

Мена или "менялки", это забава, известная любому мальчишке с детства. Суть её в обмене имеющихся в хозяйстве всяких полезных, интересных и редких вещиц на более важные, нужные и интересные. Обычно менялись друг с другом двое, но, бывало, разрабатывалась сложная система двойного или тройного обмена. Мена была целым серьёзным событием, которое долго обсуждалось с друзьями накануне, и долго всеми оценивалось после проведения. Для определения ценности обмена привлекались признанные авторитеты, эксперты и аналитики этой области. А ещё, обменивающиеся, для того, чтобы убедить друг друга в равнозначности "товара", обращались за одобрением и мнением к опытным оценщикам и незаинтересованным лицам.

Все меняющиеся старались соблюсти свою выгоду, и, когда обмен совершён, каждый считал, что удачно "надул" другого, всучив ненужную безделицу, и очень сильно выиграл, приобретя великую ценность.

Чем только не обменивались! Марки и значки, этикетки от спичечных коробков, стеклянные шарики! За перочинный нож с несколькими лезвиями можно было назначить очень высокую цену, такую, как например, за увеличительно – выжигательное стекло. Иногда предлагались к обмену предметы старинные странные и загадочные, непонятного назначения.

Особенно высоко ценились у пацанов армейские головные уборы, ремни, стреляные гильзы, старые погоны и значки воинской доблести.

Могли оказать при обмене уважение и армейскому котелку. Я помню, большой редкостью были очки пилотов, солдатские фляжки и офицерские погоны.