– Нет, не лучше, Дмитрий Алексеевич… Искать другую службу, может быть, и стоит, но потерпите, видите, что происходит на Кавказе… Какой-то кошмар! Стоит вам заговорить об этом, как сразу подумают: струсил, испугался сложной и противоречивой обстановки на Кавказе… Подождите, потерпите, может, и здесь, на Кавказе, вам найдется удачное место…

Наконец генерал Роберт Карлович Фрейтаг (1802–1851), собрав большой отряд, двинулся на выручку генерала Гурко и подполковника Пасека, 14 декабря подошел к Шуре и заставил Шамиля снять блокаду. Произошла битва, в ходе которой восставшие потерпели полное поражение. 17 декабря освободили от блокады и подполковника Пасека с его отрядом. 21 декабря было доставлено это радостное событие и в Екатериноград, все лица оживились, повеселели. Но что чувствовали те, которые оказались в западне, особенно генерал Гурко, случайно попавший в эту катастрофу? Ведь найдутся же виноватые в том, что произошло сейчас на Кавказе? Кто не увидел тех диких просчетов, на которых строилась Кавказская война? А пришел подполковник и сразу увидел огромные ошибки в принятой в настоящее время оборонительной системе военных действий, в составе штатного расписания управления Кавказской линией и Черноморией?

Шамиль сейчас удалился в горы, прибрежная часть Дагестана снова доступна для Кавказской армии. Гурко вернулся к своим обязанностям. Но что может произойти завтра? Никто не знал…

Перед Рождеством станица Екатеринодарская опустела… Молодой Нейдгарт, привезший известие о победе, уехал в Тифлис, барон Торнау остался в Ставрополе, Вольф тоже отправился в Тифлис.

Рождество отметили официально, общие поздравления у корпусного начальника, потом обедня, парадный обед у генерала Нейдгарта. Но все повеселели, праздник Рождества всегда отмечали торжественно, а потом – победа, вырвали Гурко и подполковника Пасека из блокады, Гурко скоро вернется. А главное – закончилась работа в Екатеринодаре, пора домой – в Ставрополь, к жене Наталье Михайловне, целый месяц с ней не виделись… Новый год молодожены отметили вместе…

В Ставрополе Дмитрий Алексеевич с радостью раскрывал письма родных, письма отца, брата Николая, письма сослуживцев… За несколько месяцев столько перемен, больших и малых, радостных, грустных, печальных. Отец мотался с дачи в Петровском парке, где он жил вместе с Владимиром, студентом юридического факультета Московского университета, в Москву, где лежал тяжелобольной младший Борис, ученик гимназии, навещал больного, а потом вновь погружался в служебную деятельность. Отец был членом Комиссии по строительству храма Христа Спасителя, приехавший в Москву Николай Первый ознакомился с работой и был очень доволен строительством храма, наградил членов Комиссии, князь Щербатов среди других весьма лестно отзывался о работе Алексея Милютина, отец получил 2 тысячи рублей серебром взамен ордена Святого Владимира 3-й степени. Но через месяц положение отца пошатнулось: на Комиссии обсуждали вопрос о предоставлении одному крупному подрядчику многомиллионной работы, отец возразил, считая, что этот подряд нанесет государству крупный ущерб. Члены Комиссии и председательствующий граф Строганов поддержали этот проект, после горячих прений отец подал письменный протест министру внутренних дел, взял отпуск и уехал в Петербург. Помощник попечителя Московского учебного округа Дмитрий Павлович Голохвастов (1795–1849) от имени членов Комиссии подал жалобу на Алексея Милютина за его «чрезмерную горячность и неуважительное отношение к присутствию Комиссии». Взаимные жалобы дошли до Николая Первого, который велел Комитету министров разобраться в этом сложном деле.