В деревенской школе все было по-другому. Да и я за лето окрепла и закалилась. Купание в озере и беготня босиком сделали свое дело. Я практически не пропускала школу и стала успевать по всем предметам. После того как я себя уже записала в неудачницы, я вдруг поняла, что могу хорошо учиться. Мне было все интересно. Мир был полон тайн, и я была готова с ними встретиться!

Все было бы хорошо, если б семья жила дружно. Отец работал в колхозе трактористом. Мать не работала, занималась хозяйством по дому. Все чаще она отрывала нас от детских забав и требовала, чтобы мы то корову пасли, то траву свиньям собирали, то пололи бесконечные грядки. Мать постоянно упрекала нас, что мы уже большие и должны ей помогать по хозяйству.

Мы помогали. Я научилась доить корову. Вскоре это стало моим постоянным занятием. Я научилась готовить корма домашним животным. Мыть полы добела, чистить кастрюли, вилки и ложки, стирать и гладить свою школьную одежду. Весной мы сажали картошку, осенью ее выкапывали, сортировали и ссыпали на хранение. Картошки требовалось море: зимой и животные, и люди сидели на картофельной диете. Я видела, как много работы в деревенском доме и как много собирается на зиму плодов и овощей: капусты, огурцов, моркови, свеклы, не считая даров леса.

Однако жили мы впроголодь. Засаливались бочки мяса и сала, на чердаке вялились окорока, крутились деревенские колбасы, засаливались бочками огурцы, капуста, грибы. Были свои куры и яйца. Но когда мы приходили из школы, есть было нечего. Приходил с работы отец – то же самое. Начинался скандал, взаимная ругань переходила в банальную драку.

Почему мать ничего не готовила? Трудно сказать. Возможно, она была слишком молода и ничего не умела. Не умела вести хозяйство, кормиться от земли, так сказать, а деньги экономить. Каждый год на мясозаготовки сдавались бычки и свиньи, продавались машинами яблоки, сначала летние сорта, затем зимние, так делали все. Но у моих родителей деньги уходили сквозь пальцы, как вода в песок. Ни один, ни другой не могли рационально распоряжаться деньгами.

Зато с завидным постоянством отец после продажи какой-нибудь животины приобретал себе новый мотоцикл. Какие только марки мотоциклов он не покупал: «ИЖ», «Ява», «Минск»! Прямо как нынешние байкеры! Мой папа был таким деревенским байкером. Он носился на мотоцикле по бездорожью и в пьяном, и в трезвом виде, пока мотоцикл не откидывал колеса. Тогда вместо того, чтобы провести капитальный техосмотр, поставить мотоцикл на колеса, мой папа аккуратно его разбирал, видимо с благой целью, но так как мотоцикл все-таки не трактор, там детали более мелкие, он его никогда не собирал до конца. А вскоре и вовсе все детали аккуратно укладывались на полочки в сарай.

Моя мама, будучи абсолютно деревенской женщиной, была помешана на нарядах. На другой половине дома стоял шкаф, который всегда закрывался на ключ. Когда мама его открывала, оттуда шел потрясающий запах духов. Шкаф был просто завален разными платьями. Но самое удивительное, что все платья шила для мамы деревенская портниха за три рубля. Нас с Лелькой к шкафу не подпускали: мама очаровательно улыбалась и говорила, что это все вам, когда вырастете.

Кроме платьев, кофточек, туфелек у мамы была шкатулка, в которой хранились драгоценности. Не бижутерия, нет! Это были настоящие драгоценности (как говорила мама, ее приданое): золотые наручные часики с вензельками по циферблату, серьги, усыпанные камешками, кольца и самые настоящие золотые монеты. Происхождение и номиналы монет мы не могли определить в силу нашего малолетства. Периодически шкатулка извлекалась, и мы с Лелькой приглашались для осмотра этого великолепия. Когда мама, вдоволь налюбовавшись своими драгоценностями, хотела их прятать, она сердито цыкала на нас с Лелькой, чтобы мы уходили и не видели, куда она прячет свою шкатулку. Куда мама собиралась все это носить? Большой вопрос. В костел она не ходила. Или же это случалось очень редко.