(разума, сознания), как гениальность и посредственность или немощь, обусловлены физическими параметрами тела, то есть являются проявлением свойств тела. Иначе говоря, наблюдая за соревнованием гонщиков на машинах, мы заключаем, что разница состоит в параметрах гонщиков, а не машин. Однако в действительности один и тот же гонщик покажет на разных машинах разные результаты, что подтвердит обратное: определяющим является не разум (человек), а машина. Размышляя о двойственности или недвойственности, мы не сможем найти объективных аргументов в пользу разделения. Ничто не в состоянии опровергнуть идею, что одно и то же сознание проявляется в разных людях по-разному, как один и тот же гонщик показывает различные результаты на разных машинах. Если машина сломана, – проблема не в гонщике! Гонщик в любом случае (на каждой машине), как и Единый Разум в каждом организме, делает всё, что может. Но если одна «машина» едет, а другая нет, то дело здесь не в «разных гонщиках», – другими словами, разные проявления (в формах) не доказывают, что разделено само проявляющееся сознание. Попытка объяснить феномен сознания биохимией мозга основан на предположении, что «гонщиков» – столько же, сколько «машин», и это предположение ничем не лучше гипотезы, что «гонщик» в действительности – всего один. Однако предположение мы почему-то априори принимаем за истину, а гипотезе отказываем в исследовании, отводя ей место лишь в религиозной вере.

Познавательный процесс всегда требует веры, но эта вера абсолютно противоположна вере религиозной. Религиозная вера заставляет разум мыслить строго в заданных рамках, не позволяя уму выйти за границы известного. Она заставляет разум принять какую-то догму за действительность (реальность) и загоняет его тем самым в безвыходный тупик. Чтобы возник шанс выйти из такого тупика, должно появиться сомнение – не «деструктивное», подрывающее основы (неосновательной, слепой, догматической) веры, а созидательное, побуждающее допустить, что, возможно, имеющиеся знания – ошибочны. Такое сомнение открывает путь к поиску: как можно посмотреть на (не-) «знакомую» ситуацию с другой точки зрения? – Позволяя раздвинуть границы доступного доселе восприятия – новыми теориями (гипотезами), затем исследованиями, затем доказательствами, и затем опытом! Для этого требуется поверить не в реальность ограничений, а в безграничность познаваемого. Таким образом, отсутствие деятельных сомнений и активного познавательного процесса означает для разума «смертный приговор» в безысходной тюрьме неподатливой, ленивой плоти. Человек, в котором жизнь разума (сознания, души́) замерла, остаётся доживать телом как зомби, кукла, «духовный» труп.

Пытливый ум как проявление разума свидетельствует о непрекращающемся процессе самообучения, а это: постоянное формулирование новых вопросов и постановка новых задач, переосмысление имеющейся информации (известного) с попыткой выхода за рамки доступных представлений («измерений»). Это подобно попытке «плоского» существа увидеть свою «плоскость» со стороны, и вообще увидеть «объёмный» мир, переместившись своим сознанием в пространство высших измерений. Религиозному сознанию кажется, что такое состояние абсолютно не достижимо (не познаваемо, не ощутимо), что это лишь «голая теория», в которую можно только слепо верить. Однако речь здесь вовсе не о слепой вере! Дошкольнику пятиклассник тоже представляется недостижимым «небожителем», так же пятикласснику представляется выпускник школы (десятиклассник), и десятикласснику так же представляется выпускник института, а выпускнику института – какой-нибудь кандидат или доктор наук и т. д. Хотя каждые две соседние ступени разделяет всего-то познавательный процесс – изо дня в день в течение пяти лет, – ничем другим эти ступени не отличаются, хоть люди на них и чувствуют себя существенно по-разному! Познания раздвигают границы понимаемого и возможного, полностью перестраивают и мировосприятие, и самоощущение, развивая иное мышление, иное мировоззрение и, как следствие, – иное чувствование. Это