Антонина и Изольда

Мариенталь 1937 год (4 месяца)

Антонина и Изольда. Июль 1941

Антонина, с. Родино, 10 класс. 1954

Изольда, Барнаул, 1955

Антонина (сидит), Изольда (стоит). Барнаул, 1957

Молодые взяли с собой овдовевшего дедушку Петра, и началось рождение новой семьи, в которой седьмого июля 1937 года родились две девочки-близняшки – Изольда и Антонина, последняя из которых и является автором воспоминаний.

Счастливая жизнь семьи оборвалась, как и жизнь многих других семей, в начале войны. 28 августа 1941 года Автономную Советскую Социалистическую Республику Немцев Поволжья (АССР НП), основа которой была заложена в 1918 году, расформировали. Народ, что был когда-то форпостом юго-востока России и превратил приволжские степи в цветущий край, депортировали в Сибирь и Среднюю Азию, и для него начались кошмары, длившиеся долгих пятнадцать лет.

Депортация семьи дедушки Сандра и семей двух его замужних дочерей, Марии и Эллы, закончилась в степном Алтае – юго-западе Сибири.

Наша жизнь, жизнь детей, – типичный постскриптум потомков этноса под названием российские немцы.

Первые киноленты детской памяти – разрозненные воспоминания четырёхлетних человечков.

Через две недели после начала войны (22.06.41) мне и сестре-близняшке Изольде (в детстве её звали Солдой), исполнялось четыре. Мы не понимали, что идёт война, и чувства тревоги не испытывали: рядом были отец и мать, бабушка с дедушкой, мирно и монотонно постукивали колёса товарного поезда.

Казалось, что путешествуем, однако безрадостная атмосфера, мрачнонедовольные, даже злые лица, голоса и взгляды, а также переполненный товарняк, что подолгу стоял на станциях, настораживали. Настороженность переходила в беспокойство.

Мужчины на станциях уходили за водой с железными чайниками и с кувшинами. Женщины напутствовали: «Далеко не ходите! Дадут паровоз – отстанете!» Мы не понимали, что уходили в поисках кипятка и еды. Доносились негромкие разговоры:

– И когда только нас довезут?

– Не понимаешь, что ли, специально тянут – с паровозом…

– А как же дети? Они ж не выдержат!

– Нужны им твои дети!

Хотелось спросить, кто не думает о детях, кому они не нужны, но вмешиваться в разговор старших было признаком невоспитанности.

– Идёт! Идёт! Паровоз дали! Скорее в вагон!

Так близко паровоз мы видели впервые. Железное грохочущее чудовище надвигалось на состав. Казалось, ещё немного, и – вагоны раздавит. Отражавшийся в фарах солнечный свет ослеплял. В чёрных пуговичках наших глаз стоял, видимо, испуг, и мама прижала нас:

– Это паровоз. Сейчас его прицепят, и мы поедем.

Железное чудовище ударилось о вагоны, мама втащила нас внутрь, и уставшие от неопределённости люди начали убаюкиваться и успокаиваться.

Только что был день, вдруг – рраз! – и ночь. Казалось, нас перенесло в другой, нездешний мир. Страх проникал в мозг, во все внутренности, он усиливался, оттого что родителей не было рядом, – отошли к семье тёти Маруси. Темень разразилась плачем. «Туннель…» – прозвучало незнакомое слово, с тех пор так и вошедшее в наш лексикон.

Из разговоров взрослых мы, наконец, поняли, что не путешествуем, что едем в далёкую Сибирь, что за какие-то грехи высланы из большого приволжского села с красивым названием Мариенталь, что взять пришлось лишь самое необходимое.

Жаль было оставленный домик. Мама перед отъездом прибралась – вымыла полы, накрыла белой кружевной скатертью стол, поставила вазу с цветами и, удовлетворённо оценив, закрыла дверь, не думая, что навсегда. Этот домик, в котором было прожито семь счастливейших лет, преследовал её потом всю жизнь.