В Баку недовольство растет и национальная гордость раскаляется.

– Наши люди не могут спокойно жить в своей республике. Приезжает культурный молодой человек из района и хочет устроиться на работу. И что?

– Что?

– Ему надо заявление писать только на русском! Он приходит и начинает умолять, язын да заявление мени учун. Умоляет армян, русских. Потому что не может написать, учился на азербайджанском. Это не значит, что он тупой. От него отмахиваются, потом смотришь: какая-нибудь фифа сжалится, опустится до него и напишет за шоколадку.

– У нас государственный русский да язык. Мы в СССР живем…

– А почему у вас в Армении не так? У вас полная национализация, все на армянском.

– Ара, зачем э ты говоришь: у вас в Армении? Мне что эта Армения. Мы все бакинцы, да… Бакинцы – это отдельная нация. Районские бакинцами не станут.

– Районские ‒ это наша нация, азербайджанцы. А что, из-за того что языка русского не знают, их притеснять? Они на своей земле!

– А я не на своей земле? У меня здесь все родились: и отец и дед. Я здесь родился!

– Азербайджанцу трудно карьеру сделать в своей республике, а у вас все армяне на должностях.

– Вот этого не надо, да! Раньше, может, так и было, но в последние лет 15—20 уже не так. Всегда шеф коренной нации, азербайджанец, а его зам – армянин или русский. Потому что шеф – чушка. За бабки институт кончил, за бабки устроился, за бабки должность купил. А ничего в работе не понимает!

Потом зазвучали и резкие упреки.

– Вы готовились к этим событиям заранее, а нас застигли врасплох!

– Я не готовился, мы осуждаем этих горлопанов в Карабахе. Все из-за них, этих националистов, дашнаков.

– Вы наш хлеб кушаете!

– Чей хлеб? Твой я хлеб кушаю?! Я на свой хлеб честно зарабатываю!

– Мы, мои родственники, отдали пятнадцать девушек азербайджанцам по соседним селам в Карабахе, а взяли семь. Как нам быть теперь, что делать? Я из Баку уеду, мне не трудно. Что им делать, этим смешанным семьям?! Представляешь, Рустам, а детям? Дети у них метисы, как они жить будут? К какой нации они примкнут? – громко, раздраженно говорит папин сотрудник, пожилой армянин.

– Рустам, уезжать из Баку надо армянам, и тебе, если с женой жить хочешь. Скоро все будет очень плохо.

– Да ладно, Москва не допустит.

– Вот помяни мое слово.

Куда уезжать? Папа из тех, кто не любит авантюру, он не перекати-поле. У него одна жена, одна прописка, он никогда не менял работу, пошел после техникума на фабрику, где трудились отец и мать водителем грузовика и работницей матрасного цеха.

У него были планы и учиться в России, и уехать по комсомольской путевке на Север, но то все больше планы Эллы, жены, которая не любит Араблинку, тоскливую деревню, с курами, гусями и баранами. Араблинка тоже Баку, а Баку он знает и любит, знает все дороги, повороты, улицы, поселки и закоулки. Но на Араблинке он знает всех и у него свой дом, а в других районах поди попривыкни. И как жить в бетонной клетке? Да и сложно это все: вставать на учет, пускаться на квартирные махинации, а он сложностей не любит.

Азербайджанский язык сближает его с титульной национальностью, среди них в почете профессия шофера, они обожают машины, кухня – пальчики оближешь, гостеприимны, юморные, у них много народной мудрости, пословиц и поговорок и в цене настоящие мужчины. С азербайджанцами он общался и раньше, но это были русскоязычные араблинские ребята, учившиеся в «русском секторе». Они общались на усеченном русском, засыпанном блатным жаргоном 30-х, с вкраплениями азербайджанских слов и армянских междометий. Это основной уличный язык того Баку с дикими для приезжего русского уха интонационными выкрутасами. Местные русские тоже им заражались.