– Вот тут у тебя своя ванна, туалет. Ну, ты знаешь…

Маня кивнула. Лида присела на кровать, внимательно посмотрела на нее.

– Что, совсем плохо?

– Да у меня всегда так. Если зарядит, то дня на три. Даже таблетки пить бесполезно.

Ей хотелось, чтобы Лида скорее ушла, то та сидела и о чем-то размышляла.

– Слушай, у меня доктор есть, обалденный… Николай Иванович… Как же я забыла…

– Какой доктор?

– Я ж говорю – обалденный!

– Ну от каких болезней? Мигрень не лечится…

– Ой, не лечится! Николай Иванович все лечит.

– А как он лечит?

– Ну, таким вроде массажем…

– Массажист?

– Да нет, не массажист. Остеопат.

– Остеопат? А что это такое?

– А тебе какая разница, что это такое? Тебе надо, чтобы голова прошла.

Лида начала копаться в памяти телефона. Маня испугалась.

– Ты что, его сейчас вызывать хочешь? Уже десять часов. Он никуда не поедет.

Лида хохотнула.

– Еще как поедет. За такие бабки он на Северный полюс прискачет, только позови…

– А какие бабки? Я даже не помню, сколько мы с собой взяли.

Лида отмахнулась.

– Да оставь ты! Сергуня заплатит. Даже не заморачивайся…

Маня представила себе картину, как среди ночи врывается какой-то доктор, все суетятся, крутятся, Петя кидает на нее страшные взгляды.

– Лид, давай не будем. Я же не умираю…

– Еще не хватало, чтобы ты умирала! Себя надо любить, жалеть и холить. Ты у себя одна. Больше никто не пожалеет.

– А Сергуня тебя разве не жалеет?

Лида уставилась куда-то в пространство, и взгляд ее ничего не выражал.

– Сергуня-то? Сергуня жалеет… В общем, я звоню.

– Лид, не надо! У меня уже и голова прошла. Правда…

Лида засмеялась.

– Да врешь ты все! Как маленькая, докторов боится.

Лида выпрямилась, закинула ногу на ногу, как будто бы ее мог видеть телефонный собеседник. Ноги были длинные, модельные. Один раз Маня видела ее с неестественно отекшим лицом, но та сразу предупредила, что сделала процедуру и смотреть на нее не надо, а завтра-послезавтра все придет в норму. Маня, желая польстить, спросила, зачем в двадцать три года делать процедуры.

– А что ж их в тридцать три делать?

– И в тридцать три не надо.

– А когда же?

Петя потом ее отчитывал, что в ее тридцать восемь пора уже иметь мозги. Нашла перед кем бисер метать! И он был прав. С Лидой она никогда не знала, что можно сказать, а чего нельзя. Да и молчать было неудобно. Маня еще застала первую жену Хромова, Тамару. Та была его ровесницей. Ей уже было под пятьдесят, когда Маня с ней познакомилась, и внешности та была отнюдь не модельной, однако совсем не комплексовала, а даже, наоборот, всегда демонстрировала свое превосходство. Мане было с ней еще труднее, чем с Лидой. Вся она была такая неестественная, словно гуттаперчевая, и голос, и смех, и движения, и только неприятный и резкий запах изо рта выдавал ее живую природу. Маня даже обрадовалась, когда ее сменили на Лиду. Хотя сам поступок шокировал и удивлял. Такие люди, как Тамара, никогда не проигрывают. Петя сказал, что она и не проиграла, такой куш отхапала у бедного Хромова при разводе, что и ей, и двум ее дочерям хватит на безбедную жизнь до самой старости.

Врач стремительно вбежал в спальню, чмокнул Лиду и, не глядя на лежащую Маню, начал быстро разбирать сумку. Ориентировался он тут как у себя дома. Лида поднялась с кресла, лениво потянулась.

– Ну, ладно. Не буду вам мешать.

Врач нагнулся над Маней, улыбнулся стеклянной улыбкой.

– Ну, что, давно болеем?

– Сегодня первый день.

– И месячные, наверное, сегодня первый день.

Маня засмущалась.

– Да. Завтра должны начаться…

– Понятненько…

Он открыл какое-то масло и начал втирать в ее кисти рук. Слегка помассировал запястья.