Уже потом, много позже, я стала последовательно ходить на тренинги, направленные на преодоление страха смерти. Я искала на них этот страх. Ну, все же боятся, значит, и я должна. Может быть, я его вытеснила, может быть, я себя обманываю? Не-а. Умирать страшно, потому что больно, сама смерть не страшит. Своя, разумеется.

И вот тут можно пуститься в рассуждения. Если страшит чужая смерть – это как, страх смерти или всё-таки нет? Ну ведь эгоизм же в чистом виде – ах, как я проживу без этого человека? И ведь проживаю же. Да, проживаю потерю, положенный срок проходит, горюю, отгорёвываю и живу дальше. И оказывается у меня этот человек где-то в уютном тёплом коконе внутри меня, становится частью меня, продолжает греть.

Я задумываюсь, насколько часто случаются обращения к метафорам смерти. И насколько они, эти метафоры, поддерживают жизнь, помогают эту жизнь проживать. Непонятно, что случается с умершим, это – вопросы веры и культуры, зато взаимодействие с ним – абсолютно предсказуемо: он говорит те слова, которые ему приписывают, гордится своими потомками или, напротив, стыдится их, любит именно то, что ему назначено, и так далее. Сколько метафор такой вот смерти вы знаете? Сколько раз вы мечтали об управляемости мира, о предсказуемости поступков других людей, о вечной любви? Для меня это всё – метафоры смерти.

Ну, а если без метафор…

Тут недавно в каком-то посте было упоминание про акушеров смерти. Мне очень близка эта идея. Это воспринимается чем-то очень правильным, что в сложные и пугающие моменты жизни, а умирание – безусловно сложный и пугающий процесс, кто-то сопровождает человека, ведёт его по этому пути, рассказывая, что с ним сейчас происходит, помогает справиться со страхом, если он есть. И есть культуры, в которых такое сопровождение – часть культурной традиции. Я бы хотела, чтобы такая культурная традиция ширилась и разрасталась, появлялись варианты для разных культур и для людей с разными картинами мира. Не только в хосписах, для людей с тяжёлыми и мучительными болезнями, но и для людей, умирающих от старости. Хотела бы я делать такую работу? Может быть. Однажды мне приснился сон о том, что меня позвали к умирающей старушке. И я понимаю, что я не подготовлена к этой работе – надо бы подучиться. Но вхожу в комнату к старушке со словами: «Ничего не бойтесь. Вы всего-навсего умираете». Мне кажется, это – хорошие слова для завершения этого текста.

Наверное, зря я взялась за написание текста про боль. Мои встречи с болью, кажущейся мне непереносимой, закончились полной моей капитуляцией. Эти встречи случились слишком рано для меня, я почему-то считаю, что сейчас я бы делала что-то по-другому. Почему-то я считаю, что сейчас я подготовлена лучше. Наверное, именно сейчас я себя обманываю. К боли невозможно подготовиться.

Мой роман с болью длится уже так долго, что я не помню, как это – жить без боли. Нет, моя боль вполне переносима. Она уже даже не фиксируется, как что-то отдельное от меня. Она просто есть. Надо бы написать, что она – хороший учитель, но это не так.

Она изменила мои движения. Нет, они не бережные и не скованные, я за этим присматриваю, они просто совершенно другие. Она изменила мои привычки. Я не стыжусь сесть в неположенном месте и в неположенном положении. Она изменила мою чувствительность. Какие-то части моего тела живут с повышенным болевым порогом, а какие-то – с пониженным.

Отдельный вопрос, что с болью можно делать. Есть куча прикольных занятий. Наблюдать или не наблюдать, делать специальные упражнения или не делать, медитировать на неё или не медитировать, дышать через больное место или дышать как придётся, подмечать, какие эффекты она приносит в мою жизнь, или не подмечать. Ей это без разницы. Вероятно, боль – самая устойчивая часть в бесконечно изменяющемся мире.