– Смотри, не скажи такое при Майкле. – Её грудь прячется под лифчиком, а длинные ножки – под гольфами. Вот так вот… ещё пара минут – и ни одного открытого участка кожи не останется. Остаётся ловить уходящие мгновения.

Мысленно улыбаюсь. К счастью, это не последняя моя возможность вдоволь ею налюбоваться.

– Думаешь, он даже в этих словах найдёт расизм? То есть серьёзно? – Руки прошли по карманам, замкам и застёжкам. После этого достаю из сумки мобильник, проверяя время, уровень зарядки и пропущенные звонки. Последних было аж три. Кто там опять?..

Хм. Тренер, мать и брат. Последние, видимо, хотели узнать, как прошёл матч. Хотя, зная Дану, она уже наверняка позвонила Бауверсу. Мысленно усмехнулся.

– Ох, милый мой, – притворно вздохнула Наоми, – уж поверь мне, иностранке, что нас учат находить расизм чуть ли не с первых же дней пребывания в благословлённой богом Америке.

– «Иностранке»? – негромко хмыкаю. – Мы ведь уже решили этот вопрос.

Она аж заурчала, словно большая кошка, довольно и тепло, а потом быстро повернулась и коротко поцеловала меня, тут же продолжив одеваться.

– Можно сказать, мне повезло, – покосилась девушка на изящное колечко, надетое на палец. – Но и этот факт мало на что влияет.

– О да, – киваю я. – Выигрывает тот, кто оскорбится первым.

– Именно! И я не хочу, чтобы мой будущий муж был заклеймён как расист. А потому, говоря про цвета, необходимо строго, пусть и занудно, пояснять – причём каждый раз! – что речь идёт именно про цвет вещи, предмета или ещё чего-то. Не кожи.

Не мешаю Наоми продолжать речь, просто любуясь её плавными движениями.

– Сейчас ты сказал «белый и пушистый». То есть назвал себя белым. Одно это уже заставит Майкла словить триггер. А потом добавил «пушистый», что легко можно приравнять к намёку на волосяной покров. То есть – выставление напоказ собственной белой маскулинности. Учитывая, что ты и без того лупишь бедолаг…

– Но-но! – со смехом прерываю её. – Когда это «придурки» успели стать «бедолагами»? И с чего ты взяла, что я их луплю? Занятия в секции фехтования ещё не делают из меня какого-то терминатора, который на каждой тренировке избивает десяток человек.

– Не заставляй петь тебе дифирамбы, – фыркает девушка.

– И кстати, «пушистый» не означает волосяной покров. Я совершенно не волосат. Кроме головы, само собой, – продолжаю докапывать её, бросая фразу за фразой.

Вообще тема расизма в США играет очень уж глобальную роль. Даже думать об этом не хочется. Достаточно того, что любым своим действием или бездействием можно кого-то оскорбить. По факту это становится натуральным бичом этой нации. Американцев, имею в виду. Сам-то я до сих пор с трудом могу себя с ними ассоциировать, хоть и оказался в этом мире с самого рождения. Уж за двадцать лет, казалось бы, должен проникнуться культурой с головы до ног, но кое-какие аспекты всё равно вызывают лишь глухое раздражение и ничего более.

Благо, что смог приспособиться и мастерски научился скрывать собственные эмоции и чувства. Хотя иногда истинное отношение пробивается, чего уж там…

– И мне это нравится! – воскликнула Наоми. – Не подумай, но… парни с кустами меня никогда не заводили.

– Ты заставляешь ревновать. Когда это ты смотрела на волосатых парней? – демонстративно приподнимаю бровь, на что она широко улыбается.

– Фрэнсис Руж, на вечеринке у Бёртона, в прошлом году. Забыл, как тогда он голый и пьяный прыгал в бассейн?

Я поморщился. Воспоминание было не из приятных.

– Такого йети ещё стоило бы поискать.

– Вот! – поднимает палец. – Ну и порно, конечно, – показывает язык.

Провоцирует. Но мило.