– А-а…

– Стоп. Тихо. Пришли.

Проводник остановился, следом замер и Викентий Аристархович, глупо блуждая взглядом по всё той же окружающей темноте.

– Странное ощущение, мы как будто шли, а вроде и не двигались?! Всё как-то легко и воздушно, – сказал он.

– Безвоздушно. Наши движения, как и наши тела с одеждой, всё это иллюзия, дабы не шокировать преждевременно только что умерших своей ужасной сутью.

– Ты это серьёзно?

– Абсолютно. Я всегда очень серьёзен.

– А… когда мы увидим, эту самую суть?

– После суда.

Магнат уже собирался задать очередной вопрос, как вдруг темнота растворилась, и они оказались посреди трассы, по которой оживлённо сновали автомобили, им, впрочем, не причиняя никакого вреда. Он был сильно удивлён, но не тем, что они проезжали сквозь них, а тем, что ему не было страшно. Ну, ни капельки, ни граммулечки, а, смешно сказать, стало даже весело. Так и хотелось выкинуть какую-нибудь озорную шутку. Но тут они подошли к обочине, где склонились люди в форме и белых халатах.

– А что мы здесь делаем? – шёпотом спросил банкир.

– Ждём клиента, – нарочито громко ответил Харон.

– Они нас не слышат? – Викентий Аристархович, из осторожности, на всякий случай, голос решил не повышать.

– Они – нет. И не видят. Он нас слышит, только боится. Мы, то есть я, должен помочь преодолеть чувство страха.

И проводник направился в самую гущу толпы. Бизнесмен, строго следуя за спиной сопровождающего, осторожно выглядывал из-за его плеча.

– Помогать ты умеешь, я в этом убедился, – как оказалось, представителям крупного капитала также не чужда бывает тонкая ирония. – Быстро меня из кокона вытряхнул. Ты случайно до смерти не психологом работал?

– В этом одна из проблем личности, что многие работают в своей профессии случайно, не найдя себя, по разным причинам, в своём предназначении. Филологом, – ответил Харон, после абстрактного замечания. Потом добавил. – Мог бы работать. С деканом разошлись во мнении относительно нравственной составляющей не только в творчестве писателя, но и в его личной жизни. Он утверждал, что это абсолютно разные вещи, и не следует подгонять гения под общечеловеческие критерии. Сам, не будучи не то что гением, а даже сколько-нибудь значимым талантом, но упорно мня себя им, страстно защищал две страсти, которым был страстно подвержен – деньги и девочки. За что однажды поплатился.

Остальное не глупый банкир додумал сам:

– Однажды ты вступился за поруганную честь, и тебя безжалостно вытурили из университета. По закону земной справедливости. И в итоге – поплатился ты.

– Я рад, что мне попался не примитивный бандит-миллиардер. Так оно приблизительно и вышло.

Они стояли возле автомобиля и разговаривали. По всему было видно, что проводник и сам не прочь поболтать на эту тему. Трудно отделаться от воспоминаний до тех пор, пока их не сотрут. И Харон продолжил:

– В конечном итоге, всё-таки, поплатился и он. Очень алчный ценитель литературы оказался. Выше всего ценил трилогию Теодора Драйзера – «Финансист», «Титан» и «Стоик». Восхищался Фрэнком Каупервудом, а погорел на мелочной взятке. Смешная сумма – пять тысяч долларов. Тьфу и растереть. Так что, в конечном итоге моральную победу одержал я, чему был безмерно рад. А вот этого делать как раз-таки и нельзя было.

– Чего – этого?

– Радоваться. Крайне отрицательная радость.

– Ну и что с ним случилось дальше? Жив ещё?

– Не знаю, но мне не попадался. Может другим лабиринтом прошёл. Нас, проводников, очень много, и каждый идёт своим тоннелем. Ладно, пора делом заняться. Так, что тут у нас?

Чёрный «мерседес» был здорово сплюснут и покоился на крыше. К верху лапками. Водителя достали, он был жив, но без сознания, а вот пассажира извлекали с помощью технических средств.