– Спасибо, – кивнул я и вышел из гостиницы в мир необыкновенной сырости и серости, сквозь который мне предстояло пройти к вожделенному миру табачного дыма и лёгкого опьянения. На улице было практически безлюдно, что обыкновенно в столь поздний час, однако несколько прохожих странно ковыляли, точно их ноги не были предназначены для твёрдой земли, к небольшой церквушке в нескольких десятках ярдов передо мной. Я подумал, что для вечерней службы несколько поздно, но, впрочем, не мне судить, кому, что и когда в этом городке делать. Я направился туда, куда сказал портье, и очень скоро вышел на небольшую площадь – в местах, откуда я родом, такого размера принято делать дворики у дома – посреди которой возвышалась каменная статуя в три человеческих роста. Она изображала совершенно немыслимое чудовище, в роду которого, если верить Дарвину, вместо какого-то примата в одном из звеньев была рыба. Собственно, на неё чудовище более всего и походило, если не брать во внимание то, что оно имело мускулистые руки, похожие на человеческие, и, возможно, ноги. Причина моих сомнений кроется в позе, в которой это создание было высечено в камне. Нижние конечности лежали таким образом, что неясно было, хвост это или сведённые вместе ноги с плавниками вместо ступнёй. Надпись внизу, на постаменте, державшем на себе чудовище, гласила «Отец Дагон, хранитель сего города». Прочитав это, я понял, что передо мной некое жуткое божество, которому поклонялись – а может, и до сих пор поклоняются – жители города, и почувствовал, как чёрный лёд ужаса заставляет мою кровь замедлять ток. Воистину, страшен любой человек, слепо служащий своему божеству, ибо никто не сможет сказать, что он способен совершить ради этой веры. А что могут сделать те, кто поклоняются такому чудовищу?

С большим усилием совладав с собой, я разглядел подвал, где, по словам портье, находилось интересовавшее меня заведение, он был буквально в нескольких шагах от ужасной статуи. Я толкнул дверь спикизи и поёжился от полутора десятка подозрительных взглядов, метнувшихся в мою сторону. Посетители подобных мест зачастую знали друг друга в лицо и более всего опасались полицейской облавы, что могла последовать за визитом незнакомца вроде меня. Я закрыл за собой дверь, помотал головой в попытке сказать уже подвыпившей публике, что пришёл лишь с тем, чтобы присоединиться к ним, и, похоже, был понят правильно.

Меня оставили в покое, позволив сесть за одним из свободных столиков и лучше разглядеть здешнюю обстановку. В спикизи находилось с дюжину человек, если не считать меня и хозяина за стойкой. Хозяин столь удачно подобрал освещение заведения, что при взгляде с любого, как мне показалось, угла, сей хитрец являл собой тёмный силуэт. Решение это, как мне думается, не в последнюю очередь имело причиной страх перед полицией, ибо в таком маленьком городке наверняка несложно разыскать человека, запомнив его лицо. Сизоватая пелена дыма дешёвых сигарет, запах которых вызывал желание расстаться с остатками ужина, делала этот грешный мирок несколько далёким от реальности, от которой убегал всякий сюда входивший.

Я посидел некоторое время за столиком, после чего понял, что хозяин не держит официантов, и заказ нужно говорить ему лично, равно как и забирать его со стойки. Я подошёл к силуэту, даже вблизи не ставшему чётче, и коротко, но чётко сказал:

– Три «скотча».

Силуэт кивнул, и спустя несколько мгновений на стойке появились три порции лучшего для меня снотворного. Аккуратно взяв их двумя руками, я вернулся к своему столику, и к большому удивлению обнаружил сидящего за ним незнакомца в чёрном костюме и перчатках из тонкой кожи. Я хотел было выбрать другой свободный столик, но незнакомец жестом попросил меня сесть.