– У меня был похожий случай! – неожиданно вставил Святой и усмехнулся. Вспомнился ему бравый солдат Швейк с его знаменитым: «Аналогичный случай был в нашем полку».

– Да ну! – искренне удивился Серегин. – Расскажите!

– Нет, давай ты до конца боевик свой доводи…

– Дверь Слон вынес! «Деды» врассыпную! Усекли, что тумбочкой по голове схлопотать – вовек не поправиться. Кому на дембель придурком идти хочется. Вот Вася и стал Слоном. – Серегин похлопал Голубева по плечу. – Строгий, но справедливый!

– Ты, Колька, про пчелок давай! – смутился укротитель «дедов».

– Офигели, зачем товарищу старшему лейтенанту стучать! – осекся Серегин.

– Давай выкладывай! Дорога долгая. Надо же мне знать, какими головорезами командую! – иронично заметил развеселившийся Святой. – Вот Голубева я дразнить уже не буду. Рэмбо!

Незаметно проснувшийся взвод собрался около своего командира. Солдаты сели в проходе, подложив под себя рюкзаки.

– Напился Серегин в увольнении, – нехотя начал Скуридин. – Вернулся в часть на полусогнутых. У КПП командир дивизии стоит. Сгреб Коляна, трясет: «Из какого подразделения? Позор! Пьяный спецназовец хуже свиньи…»

«Свинья – животное с наиболее развитым интеллектом, – авторитетно заметил Серегин. – Французы их обучают трюфеля рыть, а англичане на таможне наркотики искать натаскивают».

– Колошматит Коляна, – взахлеб тараторил Скуридин. – Посинел комдив от злости…

– Выбирай выражения, трещотка. О командире дивизии говоришь! – одернул Голубев.

– …А Серегин ему: «Мертвые пчелы не жужжат!» И все!

Взрыв хохота потряс мрачные внутренности транспортника. Громче всех гоготал сам Серегин.

Святой понимал, что должен сказать нечто назидательное о недопустимости пьянства в войсках, но сам смеялся до колик в животе. Отдышавшись, он все-таки выдавил:

– Попадешься, Серегин, я тебе лично клизму литров на пять ввинчу и в клозет сутки пускать не буду!

– Заметано, товарищ старший лейтенант! С киром завязал. У меня трагедия в тот «увал» приключилась…

– Трагедия? Трави про трагедию! – В предвкушении очередного прикола Серегина Святой подобрел. – Курите, парни, кому невтерпеж! Одну сигарету на троих, не больше.

Щелкнули зажигалки, в сумраке затрепетали язычки пламени.

– Подругу я снял. Посылали нас в подшефный детский садик заборы красить… Лафа и расслабуха. День бичевали, а как уходить – начальница пайкой угостить нас решила. Детки распущенные, кашки армейской не пробовали… Мы в столовку. Слон своим чебуреком в тарелку уткнулся, а я барышню кадрить!..

Слушатели притихли. Эту эпопею Серегин, видимо, выдавал впервые.

– Такой экземпляр! – с восторгом выдохнул младший сержант. – Двадцать восемь лет…

– Пенсионерка! – презрительно фыркнул Скуридин.

– Прикрой хлеборезку! – зашикали на него.

– Параметры по мировому стандарту: ноги от ушей, халат на груди не застегивается, глаза как триплексы. Я заторчал! Слон пайку детскую уминает, Пашка компота надулся и кемарит, а я цыпу обхаживаю! – чмокнул губами Серегин и сделал паузу.

– Ближе к делу, Колька! Конкретнее… – застонали ребята, предчувствуя развязку.

– Звали ее удивительным именем – Виолетта! «Павшая», между прочим, в переводе с греческого! – блеснул эрудицией Серегин. – Все в масть, пацаны, шло. Телефончик мне оставила, предупредила, что замужем. Но не стенка, отодвинуть можно. Короче, договорились: в «увал» очередной иду – сразу с ней контактируюсь! Слон, дай затянуться, дыхание сперло. Перехожу к драматическому финалу несостоявшейся любви… – Сержант облизал губы и пыхнул сигаретой, тяжело вздохнул. – Встретились мы в скверике. Время – полдень, впереди восемь часов сказки. Виолетта от меня балдеет…