С каждым звонком мой визит обрастает новыми подробностями. Но картежники не спешат. Первым в гости приходит шестидесятилетний немец Рональд. Он уже десять лет живет в Ногайском районе. Владимир кличет друга Паганелем и взахлеб перечисляет его подвиги: то немец вывезет своих детей, Магомеда и Фатиму, в степь смотреть затмение, то построит сортир с тремя камерами для разных видов дерьма, то найдет на сельском кладбище дикие орхидеи. Рональд тоже уважает фотографа – в особенности потому, что тот, с детства хромой из-за полиомиелита, брезгует покупать инвалидность, как это делают совершенно здоровые соседи.

– Владимир – почти что немец, – со значением говорит он. – Сам обеспечивает жен, детей, бывших жен детей…

В детстве будущий путешественник насмотрелся фильмов с Гойко Митичем и грезил индейцами. Повзрослев, он истратил тысячи марок на звонки в Америку в поисках легендарных сыновей Большой Медведицы и нашел их в резервации Пайн-Ридж. Едва получив разрешение от удивленной секретарши вождя, он помчался в Южную Дакоту.

– Индейцы похожи на своих лошадей, – вспоминает он, аккуратно нарезая толтырму – жирные колбаски с требухой. – Много не болтают, просто стоят и чувствуют друг друга. Задашь им вопрос – никто сразу не ответит. Там был индеец кри из Саскачевана, моего возраста и роста. Он взял меня с собой на солнечный танец. Сорок градусов жары, сотни людей, а из бледнолицых – только я и один голландец. Он жертвовал свою кровь. Это страшное дело! В полном сознании почти невозможное. Чтобы войти в транс, несколько дней не едят и не пьют. Тридцать избранных ложатся на песок. Жрец каменным ножом разрезает им грудь и продевает сквозь мясо ремни, которые потом привязывают к дереву. Затем они поднимаются и танцуют. Ремни символизируют лучи солнца, это бог племени. Задача – разорвать грудь и освободиться. Раньше те, кто не справился, умирали. Сейчас индейцы стали добрее. У голландца не хватало сил, так ему помогли. А я смотрел со стороны. Это – не моя религия. Следовать ритуалам, в которые не веришь, неправильно, и голландца я не одобряю. Ногайский район похож на ту резервацию. Климат, люди…

Детская мечта обходилась недешево. Лесничий по профессии, после объединения двух Германий Рональд ушел в бизнес – поставлял окна для московских бизнесменов. Благо русский язык он выучил еще в школе. А вот русские реалии девяностых усвоил слишком поздно: немец исправно платил столичным бандитам за крышу, но, когда дела у предприятия пошли в гору, те его выгнали. Вторая попытка – с банком «Менатеп» – вызвала интерес уже у немецких налоговиков. Рональду пожизненно запретили заниматься бизнесом в Германии. Он потерял всё – дом, жену, детей.

– Моя страна обвинила меня в отмывании мафиозных денег. Наверное, это правда. Других клиентов в то время в Москве для европейцев не было.

Тогда Рональд надумал переселиться в Россию и развивать международный конный туризм с местными индейцами – ногайцами и калмыками. На бумаге план выглядел отлично. Просторы огромные, конкурентов нет. Он продал машину, купил коня и отправился по степи из Элисты в Терекли-Мектеб. Путешественник упустил лишь самую малость – что в сотне километров отсюда идет война.

Рональд ночевал в кошарах, и дети из окрестных сел сбегались поглазеть на немца. Одного дотошного мальчугана особенно интересовало, спит ли он в каске, со шмайссером на пузе, или снимает их, ложась в кровать. Возле чеченской границы всадника с увесистыми сумками остановили полицейские.

– Их было десять, – вспоминает Рональд. – Сперва меня ударили кулаком, затем я лежал на полу и меня били ногами, а потом спросили, кто я и куда еду.