Паучок на тонких ножках.

Никому его не видно,

Даже чуточку обидно.

Завелись однажды в кухне,

Комары и злые мухи.

И кусались, и жужжали,

Ночью детям спать мешали.

Паучок. Паучок.

Строит домик, дурачок.

Паутину всё плетёт.

В тени для себя и для семьи».

Приблизившись, я заметил, что от слёз у девочки опухли глаза. Лицо покрылось красными пятнами. Я мысленно обратился к трупу: «Проклятая стерва! Это из-за тебя она сейчас плачет. Как же я рад, что ты сдохла!»

Легонько погладил Оду по голове, но она не шелохнулась. Тогда я аккуратно просунул руки под её невесомое тельце и бережно поднял. Обессиленная истерикой, девочка не стала в этот раз сопротивляться. Я нёс сестру в свою комнату, надеясь, что в моих объятиях она вскоре заснёт. Так и вышло. Спустя некоторое время её голова отяжелела и дыхание более-менее выровнялось. Изредка она продолжала всхлипывать во сне, но это всё же лучше, чем открытая истерика.

Я боролся с желанием оставить сейчас Оду и отправиться обратно в спальню. Мне хотелось в полной мере насладиться триумфом. Посмотреть в мёртвые глаза и сказать в голос: «Видишь, мать, ты так старательно пыталась разлучить нас с сестрой, а в итоге толкнула её прямо в мои руки». Но я ничего такого не сделал. Я не оставил Оду. Я не сказал матери то, что собирался сказать. Лишь крепче прижал маленькое тельце к себе и улыбнулся своей небольшой, но победе.

 Начало 2014 год.Ода.

Проснувшись от странно-щемящего чувства в груди, я сразу поняла, что с мамочкой что-то случилось. Подходя к её спальне, отчётливо ощутила, что мои внутренности сворачиваются в узел. Несмотря на страх, всё же толкнула дверь. Та отворилась почти бесшумно, и я сделала шаг вперёд. В темноте практически невозможно разглядеть лицо, лишь неясные очертания.

– Мамочка, у тебя всё хорошо? – шепнула я, но в ответ, леденящая душу, тишина. – Мам? Мама?!

Тихонько подошла к тумбочке и нажала на выключатель лампы. Комнату озарил тусклый свет. От увиденного я зажала рот рукой и завыла. Мать выглядела ужасно, её лицо приобрело какой-то бледно— голубоватый оттенок. Грудь больше не вздымалась в попытках сделать вдох. Она перестала бороться за свою жизнь. Устала. «Бедная мамочка!»

Опустившись рядом с ней на постель, я обняла хрупкое тело и положила голову ей на грудь. Сердце больше не стучало. Слёзы полились из глаз бурным потоком. Я знала, что так будет, только надеялась, что у нас окажется больше времени. Не желая верить в то, что её никогда не будет рядом, я сжала холодные ладони.

– Почему так быстро?! Останься ещё на немного. Пожалуйста! – поцеловала эти нежные руки и положила их себе на щёки. – Мамочка, ты слышишь меня? Вернись ко мне.

Боль от потери родного человека уже рвала мне душу в клочья, причиняя страдания, которые не сравнятся ни с чем. Ещё каких-то пять часов назад я приходила к ней. Желала спокойной ночи, целовала. Если б я только знала, что это будет в последний раз! Если б я только знала! Воспоминания причиняли ещё большую боль. Мне хотелось стать капризным ребёнком, топать ногами и требовать, чтобы она вернулась. Но к сожалению, я давно уже не капризный ребёнок. Да и была ли я хоть когда-то такой?!

Я ещё не думала, как сложится наша жизнь после смерти мамы, но уже подсознательно знала, что будет нелегко. Пугало ли это меня? Пожалуй, нет. Нашу с Алёшкой жизнь уж никак нельзя назвать лёгкой. С самого раннего детства мы знали, что просто так ничего не достаётся. Нужно всегда прилагать усилия, чтобы достичь желаемого. Но сейчас я ничего не могу изменить. Мать уже ничто не вернёт.

Понемногу это стало до меня доходить и вновь на глазах слёзы. Больно. Как же больно терять самого дорогого человека. Я завыла ещё хлеще. Это было сильнее меня. Истерика вырвалась наружу, но мне было уже абсолютно плевать, что этой ночью я могу кого-то разбудить.