Закрыла глаза, лицо расплылось в сладкой улыбке. Любовь, забота, нежность, которых я ждала от мамы, от мужчины, от детей, – они, оказывается, и есть я. Одно без описания одного. Я купаюсь в тихой нежности безусловной любви, это невозможно описать, этим можно только быть. Возлюбленный, которого невозможно увидеть, услышать, потрогать, бережно и трепетно ведет возлюбленную к ее Истоку.

Но отдельная личность Аи, которая так усердно командовала и управляла всем, не сдается, догоняет и бьет, чтобы остановить мои уверенные шаги в То, в глубинный покой. В ванной полощу горло раствором, Аи в отражении зеркала говорит:

– Вот видишь, во что превратилось твое лицо! Страшная, старая, от тебя все будут отворачиваться, никто не будет слушать такую страшную старуху, и читать ее никто не будет.

– Пусть! Насытилась. Намучилась. Натусовалась. Нарисовалась!

В этот раз ясно принимаю болезнь как данность, осознанно наблюдаю за умом, чтобы он не превратил и болезнь в свою игру.

Радует, что теперь ни за что не цепляюсь: ни за мгновенное переживание неописуемого чувства, ни за ощущение тепла живой вибрации в теле, ни за ситуацию, которую проживаю, ни за болезнь, а позволяю всему просто быть. Внутри все чаще и чаще возникает чувство, что мой Возлюбленный – это Одно, без описания Одного. Слезы тихой радости в глазах. Блаженство внутри. Облегчение. Это можно только пережить. Теперь понимаю, что никогда ни один мужчина не сможет любить женщину так, как Это. Это не описать. Лишь только Оно способно любовью растопить айсберг. Оно так трепетно, нежно, бережно, с любовью греет мое холодное, озябшее сердце. Купаться в лучах этой любви – счастье. Голова кружится. Слезы льются. Только Бог способен так любить.

Приготовив обед, тепло укуталась и, приложив к себе ладони, стала приговаривать:

– Мое доброе тело, во мне нет Аи, во мне нет женщины, нет матери. Мое доброе тело, во мне нет автора, деятеля, писателя. Мое доброе тело, во мне нет спасительницы, хранительницы женщин и детей. Мое доброе тело, во мне нет учителя, вектора направления для тех, кто в этом нуждается, во мне нет никакого предназначения и миссии.

Внутри испытала ощущение, будто тело с облегчением выдохнуло:

– Слава Богу!

Смотрю в окно на небо, в бесконечность. Льются слезы. Тоска пронзительна, сердце томится в мягкой нежности по Возлюбленному. Он там. Там То, что люблю до слез. Этому нет названия, только чувство, будто единственное, что нас соединяет, – это бесконечная пронзительная любовь. Слезы счастья на глазах:

– Пожалуйста! Я люблю тебя!

Ощущение зова внутри. Что-то очень близкое тянет меня к себе. Что-то очень давно ждет меня. Мое сердце, переполненное слезами, всеми силами рвется к Тому, Чему нет Названия.

…С каждым днем состояние улучшается, я уже потихоньку начала выходить на улицу. Во время прогулки осознала, что после последнего случая с мамой во мне произошло какое-то отвержение, отторжение этой женщины. Мне не хотелось ее видеть, общаться с ней, появилась какая-то чужеродность, как в детстве.

Сегодня по телефону у нас с ней состоялся какой-то пустой разговор. Положив трубку, прямо спросила себя:

– Почему именно эта женщина всегда, словно зеркало, передо мной? Почему именно ее тело дало мне это физическое воплощение? Почему я сейчас отвергаю ее и не хочу на нее смотреть? Почему?

Несмотря на ее красивые и дорогие одежды, несмотря на хороший дом в окружении детей и внуков, от нее веет скорбью, печалью, нуждой, страхом, ужасом, обреченностью, ложью. В золоте и норковой шубе дети возят ее по гостям на крутой дорогой машине. Но теперь я ясно вижу все, что скрыто за всеми этими внешними прелестями.