Солнце ушло за горизонт, забрав с собой нежный золотисто-алый шелк, расшитый жемчугом небес. Наступила тьма, обнажив, блестящие звезды, по которым эллины искали путь домой, а философы – к мудрости. Геката царствует в этих владениях, ибо тьма – сильнейшая стихия, ведь в ней вещь сливается с тенью. Дочь ее, Селена, начинает свой колдовской обряд. Загорелась луна едва видимым синим пламенем, испуская ртутные лучи, смешанные со светом звезд в серебро, падали, подобно каплям дождя на землю. Падали бесшумно, словно вливаясь в природу вещей, отравляя все светлое, жаждущее жизни ради торжества мрака, покоя и тишины.

Из земли, пронзив корабль в центре, выросло ветвистое мертвое дерево. Кора прогнила насквозь, покрылась мертвыми грибами, поросла истлевающим мхом, напоминая своим видом одряхлевшего старика, ветви сухие и крючковатые, безобразные, как у страшных ведьм из детских сказок. Дерево росло, тянулось к свету, впиваясь корнями в землю все глубже и глубже.

В кроне дерева лежал череп Адама Кадмона, озирающего свои владения пылающе – красным взором, исполненным злобы, алчности, зависти, сластолюбия. Венец творения венчавший его – сгусток тьмы из душ, не пожелавших выйти из пещеры Платона. Души вопили, рычали, бранили все, что попадало им на глаза, но чаще всего они со скрежетом и злобой повторяли одно слово: «ignorantia2», издавая при этом громкий свист и хлопая в ладоши.

Началась жатва. Люди продолжали гулять и веселиться, но дерево стало давать свои плоды. На ветки слетались вороны и стервятники, любящие делить наследство и пировать за вечный покой своих отцов. Магическим образом на деревьях стали вырастать сочные плоды – черепа, а сами ветки обрастали изможденной болезнями и заботами плотью, на которую с величайшей охотой бросались падальщики. Корона Адама увеличилась в размерах от стекавшихся новых душ, усиливая громогласную брань, стоны и жалобы, разносившихся по всему миру.

Отважный капитан не отпускал штурвал корабля, предпочитая скорее погибнуть, чем бросить команду и экипаж на произвол страшной бури, до которой никому нет дела. Капитан был слеп, как Фемида, но держался на своих призрачных ногах, сотканных из кровавого полотна, весьма твердо и неуступчиво, как могучая крепость Бастилия. В строгом, сером от пыли сюртуке, в изорванной блестящей треуголке с позолоченной кокардой, капитан вдохновлял громкими речами свою команду, уверяя, что все будет прекрасно и они плывут верным курсом. Затем капитан отдал приказ всем стать счастливыми. Под шум песен и речевок команда отправилась исполнять приказ капитана, сражаясь за то, что у каждого – свое – за счастье.

Наблюдая за кошачьей свалкой команды, за вакханалией и сомнамбулической тоской экипажа, которая веселится ради забытья, капитан улыбался и радовался. Заметив, на вершине Эшлера, он приветствовал его снятием треуголки и громким криком:

– Все готово, милорд! Завтра повторится все, как встарь!

Эшлер ответил ему поклоном, а затем повернулся к Луне и своим собеседникам, собиравшимся уходить. Мейстер Экхарт и мессере Нери отправились отдыхать, ибо сон одолевал их тела, хотя дух протестовал. Герр Брант и господин Босх ушли равнодушными; такое зрелище они видят каждый день. Меняются только костюмы и лица, а души уже сочтены. Эшлер остался один.

Самое страшное, когда вглядываешься в море, в пучину черной воды, где плавают люди, зовущие друг друга, кричащие, молящие о помощи, об убийстве – спасительном прекращении муки – одиночества. Эшлер вглядывался в их лица, где читалась их судьба, слепленная из пороков, так как ни на что иное они не способны. Этот живой мусор был выброшен экипажем ради скорости, ради быстроты, ради собственной желанной свободы. Они выкидывали всех без разбора – детей, женщин, стариков, инвалидов, священников, торговцев, сумасшедших, ученых —ради того, чтобы заполучить милость и награду капитана, обещавшего им бессмертие и всепрощение, называемые ныне – успех или самореализация – на деле, кормление вод Леты и обитающих там демонов собственными собратьями-людьми. Эшлер знал, что хуже всего на свете. Он знал самый страшный грех. Он помнил свое самое гнусное преступление, за которое он и попал на службу к Люциферу.