– Артема Переверзева?
– Нет. Я не верю в биомеханическую литературу. Книги не должны визжать и подпрыгивать.
– Джона Леннона?
– Да. Но без Йоко.
– Нет, ее тоже надо. Ее все ненавидели…
Студеникин усмехнулся, потер ладонью щеки и нос. Его лицо продолжало отекать, вся левая сторона съехала в нелепой ухмылке, глаза сделались стеклянными. Он сорвал крышку с очередной фляги, налил воды всем троим, протянул полный стакан Тане – она небрежно, даже брезгливо отмахнулась. То ли от стакана, то ли от Студеникина.
– Ты не выглядишь радостным, Глеб, – произнес Денис.
Студеникин посмотрел мрачно, оценивающе.
– Угадаешь, куда я ночью иду?
– К Постнику?
– Да.
– Я так понял, он твой главный клиент.
– Есть и другие, – сухо произнес Студеникин. – Хочешь знать, что заказал Постник?
Денис пожал плечами.
– Ничего, – сказал Глеб. – Приходи, говорит, пустой. Только обязательно один. И никому не говори, что ко мне пошел. Никто не должен знать. Ни друзья, ни коллеги по бизнесу. Если, говорит, кому-нибудь расскажешь, сам потом пожалеешь.
– Может, подстава?
– Может, и подстава.
– А зачем ты тогда Хобота…
Глеб ухмыльнулся.
– Хоботу я скажу, что заказ отменили. И Тане тоже так скажу. Она уснет, а я пойду тихо. А Хобота я отправил не для того, чтоб он поставку собирал.
– А для чего?
– Надоел.
Глеб встал, размял плечи, сделал несколько танцевальных движений. Танцевать он не умел.
Денис тоже не умел.
– Хобот – надежный пацан, – сказал Глеб. – Даже надежнее тебя. Помнишь старую поговорку насчет того, с кем в разведку идти? Вот бывает – смотришь на человека и понимаешь, что ходил бы с ним в разведку хоть каждый день. А сядешь за стол, выпьешь, – а вам говорить не о чем…
Таня расстегнула пуговицу на рукаве Дениса; он посмотрел осуждающе – она показала ему язык.
– А зачем ты тогда мне рассказал? Про Постника?
– Чтоб ты знал.
– Но он просил…
– Мало ли чего он просил, – сказал Глеб. – У него своя жизнь, у меня – своя.
Глава 5
Когда он пришел, мать смотрела телевизор. Это Вовочка приохотил ее к телевизору, с осуждением подумал Денис. Она вообще сильно опростилась в последнее время. Даже в баню стала ходить. Но с Вовочкой, наверное, ей все-таки лучше, чем без Вовочки.
Сам Вовочка, к счастью, отсутствовал. В ночь с воскресенья на понедельник он всегда ночевал у себя, на благопристойном шестом этаже. Чтоб ровно в восемь утра начать выполнять свои странные трудовые обязанности. Денис часто собирался спросить у бойфренда матери, в чем, собственно, заключается работа налогового инспектора в безналоговой зоне, но так ни разу и не спросил.
Мать сидела спиной к двери, в кресле, неподвижно – видимо, только что приняла цереброн. Дениса не заметила. Под цереброном она была сама не своя. Денис вспомнил, как однажды, примерно год назад, проглотил одну таблетку цереброна, из любопытства, и как потом мучился головной болью и тошнотой. Матери ничего не сказал, но стал жалеть и уважать, хотя она была сама виновата. Зачем принимала концентрат мякоти?
Впрочем, тогда, в старые времена, все жрали концентрат мякоти. И родители Дениса. И родители Тани. И родители Хоботова. Глеб Студеникин в одиннадцать лет остался без отца и матери, но точно знает, что они тоже жрали концентрат.
Теперь старшее поколение спасается цереброном. Лучше головные боли, чем расчеловечивание.
Экран переливался красками: общероссийский Нулевой канал вещал в отличном качестве. Давали вечерний блок актуальных интервью: гость студии – некто суровый, в грубо сшитом сюртучке – веско формулировал, делая простые выразительные жесты, а ведущий шоу кивал и поддакивал. Сюртучок гостя, правда, был самую малость слишком грубо сшит, а формулировки самую малость слишком веские, а жесты слишком простые, а визави кивал хоть и с умным видом, но тоже слишком истово.