Пришел Сичжунним в дом Тангым о двенадцати стенах и двенадцати воротах и ударил в гонг.

– Наму Амитабха! Пожертвуйте монаху риса!

В это время Тангым сидела за вышиванием. Услышав, что кто-то просит милостыню, девушка кликнула слуг:

– Эй, сторож Октанчхун у главных ворот! Эй, сторож Мэсангым у задних ворот! Посмотрите-ка, кто это пришел!

Выглянул Октанчхун за ворота, увидел монаха и доложил об этом хозяйке. Ни разу в жизни не видевшая монахов, девушка решила выйти и взглянуть на него сама. Ради этого принарядилась: набелила чистое лицо, умастила маслом камелии волосы и завязала их шелковой лентой; надела чогори из золотого шелка, красную юбку в складку, стеганые штаны, носки и кожаные туфли в цветочек. Подбежала она к воротам и украдкой выглянула наружу.

– Красавица, коли желаешь посмотреть на монаха, выйди за ворота. А будешь подглядывать в щель – умрешь и попадешь в ад, – сказал Сичжунним, встретившись с девушкой взглядом.

Тангым открыла ворота и вышла. Она была прекрасна, точно восходящая луна, точно солнце на закате дня.

– Я пришел издалека. В нашем храме закончился белый рис для подношений. Окажи милость! – обратился к ней Сичжунним.

– Я бы и рада помочь, да отец ушел на работу в поднебесный мир, мать – в подземный, девять старших братьев – отправились в деревню, а двери в амбар заперты. Как же я вам милостыню подам?

– Об этом не беспокойся. Я прочту мантру открытия дверей – они сами отворятся.

Сичжунним произнес заклинательную мантру, и тут же все девять дверей в амбар распахнулись сами.

– Эй, Октанчхун! Эй, Мэсангым! Принесите-ка сюда отцовского риса! – велела Тангым. В те времена рис детей и родителей хранился в отдельных горшках.

Услышав это, Сичжунним поспешил наложить заклятие: в родительском горшке поселились синий и желтый драконы, в горшке братьев сели высиживать яйца синий и белый журавли, а в горшке Тангым сплели паутину пауки. Октанчхун не смог взять риса из родительского горшка.

– Оставь, – сказал Сичжунним. – Вон в горшке девицы паук сплел паутину. Ты ее сними, одну мерную чашу зерна зачерпни – мне и довольно.

Тангым пошла в амбар вместе со слугой. А Сичжунним тем временем продырявил свой мешок. Не успели наполнить его зерном, как оно тут же просыпалось на землю.

– Эй, Октанчхун, неси-ка метлу – соберем просыпанный рис. И веялку неси – надо его провеять, – велела Тангым.

– Красавица, в нашем храме мы не принимаем рис, сметенный с земли метлой и провеянный веялкой, – сказал монах.

– Что же делать?

– Ступай на гору, наломай веток, сделай палочки для еды – ими и собери зерно.

Тангым побежала на гору, наломала веток, сделала палочки и стала собирать рисовые зерна. И сама трудилась, и слуги помогали, и Сичжунним в стороне не стоял. Пока они были заняты работой, солнце перекатилось с востока на запад.

– Ой, сыним[15], уже смеркается. Вам пора! – воскликнула Тангым.

– Эх, красавица! Куда же я пойду на ночь глядя? Пусти меня переночевать.

– Эй, Онтанчхун! Эй, Мэсангым! Приготовьте-ка гостю постель в отцовской комнате! – приказала молодая хозяйка.

– Ох, красавица! В отцовской комнате небось дурно пахнет. Разве там уснешь?

– Тогда приготовьте гостю постель в комнате матери! – приказала Тангым.

Но монах и в этот раз остался недоволен:

– В комнате, где мать родила девять сыновей, небось дурно пахнет. Разве там уснешь?

– Ах вы несчастный! Ну тогда идите спать в пондан[16]. Или ложитесь на террасе. Хотите – ступайте на кухню, хотите – во двор.

Монах даже не стал делать вид, что слушает.

– Красавица, не нужно лишних слов. Переночуем в твоей комнате. Поставим ширму: ты ляжешь по одну сторону, я – по другую.