Переходя далее по лестнице добродетелей и иноческого подвижничества, преподобный Серафим возложил на себя еще высший подвиг затворничества. Это произошло следующим образом. В это время после Исайи настоятелем Саровским был отец Нифонт, муж богобоязненный и добродетельный и в то же время великий ревнитель устава и порядков церковных. Между тем Серафим со времени смерти Исайи, положив на себя обет молчания, жил в пустыни своей безысходно, как в затворе. Прежде он хаживал по воскресным дням в Саровскую обитель для причащения Святых Таин. Но теперь он от болезни ног, развившейся от долговременного стояния на камнях, и ходить не мог. Многие из иноков соблазнялись этим обстоятельством, недоумевая, кто же причащает его Святых Таин, и потому строитель созвал наконец монастырский Собор из старших иеромонахов, представив им на разрешение вопрос относительно причащения старца Серафима. После совещания старцы решили предложить Серафиму, чтобы он или ходил, если здоров и крепок ногами, по-прежнему в обитель в воскресные и праздничные дни для причащения Святых Таин; если же ноги не служат ему, то навсегда бы перешел на жительство в монастырскую келию. Общим советом было положено спросить через брата, носившего по воскресеньям пищу старцу Серафиму, что он изберет. Брат так и сделал, но на первый раз старец не отвечал ему ни слова. Брату поручили вторично передать Серафиму в следующий воскресный день предложение монастырского Собора. Тогда старец Серафим, благословив брата, отправился вместе с ним пешком в обитель, знаком дав при этом понять, что он не в силах был по болезни ходить, как прежде, по воскресным и праздничным дням в обитель. Это было 8 мая 1810 года, когда преподобному Серафиму было пятьдесят лет от роду. Возвратившись в обитель после пятнадцатилетнего пребывания в пустыни, Серафим, не заходя в свою келию, отправился в больничный корпус. Это было днем, пред наступлением всенощного бдения. По удару в колокол старец явился на всенощное бдение в Успенский храм. Все братия пришли в сильное удивление, когда между ними мгновенно разнесся слух, что старец Серафим решился поселиться в обители. На другое же утро, 9 мая, в день перенесения мощей святителя и чудотворца Николая, Серафим пришел, по обычаю, в больничную церковь к ранней литургии и причастился Святых Христовых Таин. Из храма он направился в келию строителя Нифонта и, приняв от него благословение, поселился в прежней своей монастырской келье. Но при этом старец никого, однако, не принимал к себе, сам никуда не выходил и не говорил ни с кем ни слова, подъяв на себя, таким образом, новый, труднейший подвиг затворничества.

О подвигах преподобного Серафима в затворе известно лишь очень немного, ибо он никого к себе не допускал и ни с кем не промолвил ни слова. В келье своей он не имел ничего, даже самых необходимых вещей: икона Богоматери, пред которой всегда горела лампада, и обрубок пня, заменявший стул, составляли все. Для себя самого он не употреблял даже огня. На плечах своих под рубашкой он носил на веревках большой пятивершковый железный крест для умерщвления плоти, «чтобы дух был спасен» (1 Кор. 5:5). Но вериги и власяницы он не носил никогда. «Кто нас оскорбит словом или делом, – говорил он, – и если мы переносим обиды по-евангельски – вот вериги нам, вот и власяница. Эти духовные вериги и власяницы выше железных». Одежду преподобный Серафим продолжал носить ту же, что и в пустыни. Пил он одну только воду, в пищу же употреблял лишь толокно да белую квашеную капусту. Воду и пищу приносил ему живший с ним по соседству инок по имени Павел. Сотворив молитву у келии старца, брат ставил пищу у дверей. А затворник, чтобы никто его не видал, накрывал себя большим полотнищем и, приняв блюдо, стоя на коленях, уносил его в свою келию, как бы принимая его из рук Божиих. Затем, подкрепившись, ставил посуду на прежнее место, скрывая опять лицо свое полотном по примеру пустынножителей, которые под кукулем