Желание любопытства ради услышать начальника (как называл Тертулл Павла) «новой ереси», которая стала уже обращать на себя всеобщее внимание, а более, вероятно, любопытство Феликсовой жены Друзиллы, которая, будучи иудеянкой знатного происхождения, могла принимать живое участие в деле Павла, в которое вовлечен был весь синедрион, расположили прокуратора послушать его проповедь о христианской религии. Развращенный язычник спокойно и со вниманием слушал проповедника, когда тот говорил о жизни и чудесах Иисуса Христа. Повествование это пока еще уживалось в его памяти рядом с известными ему рассказами о полубогах, но когда Павел начал рассуждать о чистоте, воздержании, справедливости и о будущем суде, то Феликс пришел в страх, язвы совести его раскрылись, он не мог далее слушать и отпустил Павла, сказав: Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя (Деян. 24, 25). «О, преступное отлагательство! – восклицает по этому поводу блаженный Августин. – О слова, исполненные вражды на благодать Божию! Любовь к миру, рассеянность, непрестанные забавы никогда не позволят снова найти удобного времени, пренебреженная благодать удалится, и грешник пробудится от своего усыпления разве только в аду».

В самом деле, Феликс впоследствии уже не чувствовал благотворного страха и угрызений совести, хотя часто призывал к себе и слушал Павла. Невиновность узника была совершенно очевидна для него. Он готов был возвратить ему свободу, ожидая только награды за свое правосудие. Узы и рубища Павловы не могли вселять надежду в корыстолюбивом сердце прокуратора. Но ему доводилось слышать от самого Павла о деньгах, принесенных им в Иерусалим, и он без сомнения полагал, что и назореи (христиане) не пожалеют сокровищ, чтобы доставить свободу своему начальнику. Напрасно! Павел рассуждал о правосудии, воздержании, суде, но ни словом не обмолвился о том, чего хотелось услышать корыстолюбцу. По прошествии двух лет Феликс должен был уступить свое место Фесту Порцию. Желая угодить иудеям, он оставил Павла в узах, но и тут, несчастный, обманулся, ибо они после того, как он удалился от должности, тотчас явились в Рим с жалобами на его жестокости.

С новым прокуратором ожила и надежда Павловых врагов. Едва он явился в Иерусалим, как они предстали перед ним с жалобами. Сначала требовали смертного приговора, но получив ответ, что у римлян нет обыкновения осуждать человека без рассмотрения его вины, просили доставить Павла из Кесарии в Иерусалим, имея намерение умертвить его в пути. Фест обещал рассмотреть дело, но в Кесарии, куда приглашал явиться и обвинителей. Они явились и возвели на Павла самые тяжкие обвинения, которым не было, конечно же, доказательств. Обвиняемый решительно и спокойно отвечал, что он не совершал никакого преступления ни против народа иудейского, ни против храма, ни против кесаря. Фест, желая приобрести благосклонность иудеев, спросил Павла, не согласится ли он, чтобы его дело было рассмотрено в Иерусалиме, как того недавно требовали его враги. Согласиться на это значило предать себя в жертву их ярости и коварству. Требую суда кесарева (Деян. 25,11), – отвечал Павел. Это значило, что он не хочет быть судим областными правителями и пользуется правом римского гражданина. Тогда Фест, поговорив по обыкновению с советниками своими, сказал: ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься (Деян. 25,12).

Между тем как Фест ожидал случая отправить Павла наряду с другими узниками к кесарю, для поздравления его с должностью иудейского правителя прибыл в Кесарию Агриппа, царь халкидский. Вместе с ним прибыла и знаменитая своею красотой сестра его Вереника, которая после развода с Полемоном, царем киликийским, жила у Агриппы. Прибытие их послужило для Павла поводом еще раз торжественно засвидетельствовать перед лицом иудеев о том уповании, ради которого он был заключен в узы. Поскольку Агриппе, как иудею по происхождению, хорошо известна была иудейская религия и поскольку он имел право назначать первосвященников и заботиться о благоустройстве Иерусалимского храма, в осквернении которого обвиняли Павла, то Фест, желая воспользоваться его сведениями и советом, пересказал ему историю судопроизводства над Павлом. Рассказ этот вызвал у Агриппы желание выслушать самого Павла. Фест согласился и назначил собрание, в котором должны были присутствовать Агриппа, Вереника, тысяченачальники и все почетные кесарийские граждане. Когда Павел был приведен в собрание, Фест сказал: «Царь Агриппа и все присутствующие с нами мужи! Вы видите человека, против которого и в Иерусалиме, и здесь иудеи во множестве приступали ко мне с криком, что ему не должно более жить. Но я нашел, что он ничего не сделал, достойного смерти, и так как он сам потребовал суда у кесаря, то я решился послать его к нему. Теперь, не имея ничего достоверного, что бы можно было написать о нем государю, я представляю его вам и особенно тебе, царь Агриппа, дабы по рассмотрении было мне что написать. Ибо мне кажется, неприлично послать узника и не указать, в чем его обвиняют» (ср. Деян. 25, 23–27). После этого Агриппа позволил Павлу говорить за себя, и тот, простерши вверх руку, в свою защиту сказал следующее: