В это же время, то есть в конце трехлетнего пребывания Павлова в Ефесе, весьма вероятно, были написаны им Послания к Титу и Галатам. Во-первых, это видно из того, что апостол повелевает Титу скорее прийти к нему в Никополь (см. Тит. 3, 12), и Тит действительно является его спутником вскоре по выходе Павла из Ефеса (см. 2 Кор. 7, 6–7, 13), а также и из того, что заповедует Титу позаботиться об Аполлосе (см. Тит. 3, 13), который, как мы заметили, отказавшись возвратиться в Коринф, отправился на Крит. Во-вторых, это открывается из жалобы Павла на галатов за то, что они так скоро изменились в вере (см. Гал. 1, 6), ибо апостол, как мы видели, посещал уже ранее Галатийскую Церковь по пути своего следования в Ефес. Сущность Послания к Титу состоит в преподании ему правил пастырского благочиния, а к Галатам – в защите своего апостольского достоинства от клеветы иудействующих лжеучителей, которые старались унизить его перед галатами, и в защите христианской свободы от ига закона, которое первые хотели возложить на последних.

Когда таким образом Павел сражался везде за истину, по его выражению с оружием правды в правой и левой руке (2 Кор. 6, 7), сатана, которого он поразил в самое сердце основанием Церквей в знаменитых городах Азии, готовился напустить на него новую бурю. Ефес, как замечено уже было, славился храмом Артемиды, который по своему величию и несметным сокровищам считался в числе семи чудес света. Корыстолюбие художников, ободряемое слепым суеверием Артемидиных почитателей, надоумило их изготовлять искусственные подобия ее храма, которые покупались язычниками как некие святыни. Этой работой особенно славился и обогащался некий серебряник Димитрий. В его-то сердце и вошел сатана для исполнения своих злоумышлений на Павла. Собрав подобных себе ремесленников, Димитрий описал им всю опасность, которой угрожает их прибыткам распространение Христианства. «Друзья, – говорил он им, – вам известно, что от этого ремесла зависит все благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что этот Павел не только в Ефесе, но и почти во всей Азии переуверил немалое число людей в том, что боги, делаемые руками человеческими, не суть боги. Что выйдет из этого? То, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и ниспровергнется величие той, которую вся Асия и вселенная почитает» (ср. Деян. 19, 25–27).

Выслушав это, толпа корыстолюбивых лицемеров, исполнившись фанатического восторга, начала кричать: «Велика Артемида Ефесская!» Возмущение тотчас распространилось по всему городу. Двое из спутников Павловых, македоняне Гай и Аристарх, были схвачены. Наступила минута решительная и вместе с тем опасная. Явиться перед разъяренной толпой возмутителей значило бы принести самого себя добровольно в жертву их лютости, искать же спасения в бегстве значило бы изменить истине, изменить своим спутникам, которые находились в величайшей опасности. Павел избрал первое, но верующие удержали его. Даже асийские начальники старались отвратить его от этой опасности. Между тем одни из возмутителей кричали одно, другие другое, большая же часть собрания не знала, в чем обстоит дело. Поскольку Павла все почитали иудеем, то обвинение якобы в ниспровержении богов пало на иудеев (единственный случай, когда иудеи подверглись опасности за христиан, которые, по свидетельству истории, неоднократно терпели гонение за иудеев). Последние избрали некоего Александра, который должен был защитить их перед народом, сложив всю вину на Павла. Но Промысл разрушил их намерение. Узнав, что Александр иудей, язычники прогнали его со зрелища и снова в продолжение двух часов кричали: «Велика Артемида Ефесская!» (см. Деян. 19, 28–34).