(Деян. 6, 7). Иудейству, и без того давно потрясаемому различными толками господствующих сект, угрожала новая величайшая опасность со стороны возникающего Христианства.

Что должен был мыслить и чувствовать в этих обстоятельства Савл – юноша с пылким характером, патриотическим чувством, с умом сильным, но помраченным предрассудками, фарисей, от всего сердца приверженный к отеческому закону и обычаям, свято чтивший не только Моисея и Пророков, но и предания старцев, столь несообразные с духом Христианства? Мог ли он обольстительную мечту о Мессии, царе-завоевателе, променять на почитание Креста, который еще недавно был предметом посмеяния для Иерусалима? Мог ли он ожидать для себя чего-нибудь доброго от той «секты», Основатель которой столь строго и часто вооружался против порочной жизни фарисеев – его наставников и воспитателей? Савл видел только опасность со стороны Христианства, а поэтому питал к нему одно отвращение.

Чудеса Иисуса Христа и Его апостолов могли быть изъясняемы им так, как их вообще изъясняли фарисеи: содействием злых духов, легковерием народа и тому подобное. Внутреннее превосходство христианского учения также не могло трогать его: для этого требовалось спокойное углубление в дух христианской религии и в свою совесть, к чему ум, занятый предрассудками, не был способен. Только опытные и рассудительные люди, как Гамалиил, могли ожидать от Промысла разрешения недоумений, возбуждаемых успехами Христианства. Павел думал, что ему должно много действовать против имени Иисуса Назорея (Деян. 26, 9) – и действовал!

Первые опыты Савловой вражды ко Христову имени, вероятно, состояли в спорах с его провозвестниками (см. Деян. 6, 9). Но школьная ученость фарисейская недолго могла противостоять Стефану, исполненному Духа Божия (см. Деян. 6, 10). Сила слова заменена была насилием лжи (см. Деян. 6,13). Правдивость характера Павла не позволяет думать о том, чтобы он участвовал в сплетении клеветы на Стефана, однако же несомненно то, что он одобрял его убиение (см. Деян. 8, 1) и стерег одежды бесчеловечных Стефановых убийц (см. Деян. 7, 58). Он поступил в этом случае по совести, но только заблуждающейся. На нем, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, в точности сбылись слова Спасителя: убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин. 16, 2). Ему казалось, что он приносит Богу отцов своих самую приятную жертву, когда преследует распространителей «новой ереси», которая, по его мнению, имела целью ниспровержение иудейской религии. Если бы он увидел, подобно Стефану, Иисуса, стоящего одесную Бога Отца, то, верно, не опасаясь участи Стефановой, в ту же минуту исповедал бы Его Сыном Бога Живого. Но если гнавший не знал, Кого гнал, то Гонимый зрел уже в нем избранный сосуд (Деян. 9, 15).

Неисповедимый Промысл попустил ненависти Савла к христианам открыться в новых разительнейших явлениях, чтобы, как изъясняет сам апостол, в нем первом показалось все долготерпение Божие в пример тем, которые будут веровать в Иисуса Христа к жизни вечной (1 Тим. 1, 16). Рассеяние верующих по смерти Стефана породило в уме его убийц мысль, что усиленное гонение положит конец «новой ереси». По крайней мере, Савл в ослеплении дерзнул на новые жестокости. Получив от первосвященников власть преследовать христиан, он с этой целью ходил по всем синагогам; не довольствуясь этим, входил в дома их, не щадил ни пола, ни возраста, мучениями принуждал их хулить имя Иисуса, заключал в темницы и, когда убивали их, то подавал на то свой голос (см. Деян. 26, 10–11). Так может поступить человек с самой набожной совестью, когда он не проник в истинное свойство любви к Богу и ближнему! Успехи рассеявшихся христиан, которые всюду, куда бы ни приходили, благовествовали имя Христово, подали Савлу случай простереть гонение на них за пределы Палестины. Еще дыша угрозами и убийством, он испросил у первосвященников письма к дамасским синагогам (см. Деян. 9, 2), чтобы, связав тамошних христиан, препроводить их в Иерусалим. Дамаск, весьма обильно заселенный иудеями, представлялся Павлу обширнейшим полем для его действия. Римская власть, которая не терпела таких явлений, каким было убиение Стефана, не имела там силы, ибо Дамаск был завоеван незадолго перед тем Аретой, царем аравийским (см. 2 Кор. 11, 32). Новый его властитель благоприятствовал иудеям. Письма первосвященника, и без того уважаемые в иноземных синагогах, в дамасских должны были иметь силу закона и полный успех, который действительно последовал, только совсем в другом виде!