А пока сестра моя любимая Анна ласково так, с улыбочкой, пока я не сбежала на улицу, улещает меня:

– Маруся, а чё вы с Райкой сегодня делаете?

Простая душа, то есть я, отвечает, что дел у нас с Райкой по уши…

– Девчонки по ягоды вчера сговаривались, может, и нас с собой возьмут…

На что сестра говорила:

– Ох, мила ты моя, они уж в лесу наверное, видела я утром в окошко… как они собиралися около дома Цильмана. Ушли они, моя хорошая…

Видя мою расстроенную рожицу, Анна спешила успокоить меня:

– Не переживай, вот мы с девками пойдем в лес, вас с Райкой возьмём…

Много ли ребёнку надо, чтоб утешиться?

А Анна тем временем уже подговаривается, что, дескать, сегодня вечером они возьмут нас с Райкой, и ещё кого-нибудь можно сговорить постоять недалеко, посмотреть немножко на круг. Обманный диалог продолжается… – Ты, Марусенька, у нас такая умная да ловкая… собери подружек-то, да насобирайте шишек да сухих веток в сосняке. Да побольше… Там, за часовней, старые ведра лежат, вот в них и насобирайте, да еще в кучки… Дыму-то много надо…

– А вы не обманете?..

– Да, Бог с тобой!.. Да когда это я тебя обманывала? Это Ольга в прошлый раз тебя обманула…

Хотя, по совести сказать, я и не помнила, кто и когда меня обманывал. Не помнила, и всё.

– И Райку возьмём?

– И Райку… и ещё, кого хочешь, возьмём…

Счастливая донельзя, я бегала по улице, собирая своих друзей. И пошла работа. Сосняк у нас большой, сосны старые, толстенные, высокие, прям небо подпирают. Ух, шишек под ними полно. А понизу заросли тёрна, шиповника, всё колючее. Пальцы исцарапаны, занозы кругом… Друзьям моим уже давно не нужна никакая вечёрка, намылились убегать. Но, все-таки, натаскали, кто в чём – кто в платке, кто в подолишке. Жарко, потно, очень пить хочется… Худо-бедно, хоть не очень много, но смело можно вечером на бал, к околице.

Не тут-то было…

Вечер тихо, ласково опускается на уставшую деревню. Заскрипели воротные петли, встречают своих кормилиц у ворот бабы…

Вот такая благодатная тишина и в душе, и в тёплом пыльном воздухе… А кормилицы с поскотины идут медленно, важно, понимая свое предназначение. Вымя, полное молока, тяжелое, походочка – заглядение…

Пастух позади стада шагает, не торопит коров как утром, не орет благим матом, не щелкает кнутом. Бабы до поскотины провожают утром и вечером встречают, как дорогих гостей, своих кормилиц. Вот и дойка закончена, куры, эти хлопотушки, спят давно, все дела во дворе переделаны. Сели ужинать. Даже я умытая и в чистом платье. А как же. Мне же на вечёрку посмотреть обещано. Я даже ноги хотела вымыть по такому случаю, да мне как будто кто шепнул: «не надо». Ну, я и рада, что так сойдет, мне же не плясать.

А сердце билось по-воробьиному от радости и какой-то неясной тревоги. Правильно, тревога-то сбылась, а вот радость в слезах спать отправилась всех вперёд. Ужин закончен.

А что мы, к примеру, ели – щас скажу.

И когда это мама всё успевала? Хотя нас и садилось за стол семь да два, да еще два, всем всего хватало. Тут тебе и гора рассыпчатой картошки с маслом и зеленью, и огромная сковорода с мелкой речной рыбкой, запеченной в яйце с молоком, чашка свежего творогу со сметаной, мед всегда к чаю, молоко, хлеба гора, мягкого и запашистого, сметана отдельно, мало ли кому хлебом макать охота. От такого ужина ясно, что в сон поклонит. Но меня в тот вечер ко сну не клонило. У меня важное дело…

Это же надо? Ушли девки в горницу и дверь за собой закрыли. Чего-то там хихикают, чего-то сговариваются… Наверное, про женихов говорят, так это мне не интересно нисколечко. Мне бы дымком от шишек подышать, на звезды бы посмотреть из темноты, а если повезет, так и луну увидеть. Я ведь только день видела, а с раннего вечера до утра дрыхла, как пропащая. Вот что интересно, спать я тоже любила. Заглядываю потихоньку в горницу к девкам: