От жизнеописателя обыкновенно требуют, чтобы он не только знакомил читателя со всеми ему известными событиями из жизни описуемого лица, но и рисовал пред ним живую личность, вводил во внутренний духовный мир этого лица, давал читателю возможность при чтении жизнеописания пожить вместе с тем лицом, с кем его знакомят, полюбоваться его достоинствами, подышать, так сказать, воздухом той эпохи, в которую жило и действовало это лицо. Справедливость требует сказать, что при жизнеописании святого лица выполнить эти требования можно только отчасти. В Бозе почивший Московский святитель Филарет по сему случаю однажды выразился так: «Ненадежно для нас догадками проникнуть в души святых, которые далеко выше нашего созерцания. Надежнее следовать простым сказаниям очевидцев и близких к ним»>13. И действительно, описывая жизнь обыкновенного смертного, писатель может больше полагаться на свой духовный опыт; описывая жизнь подвижника, он должен быть сам подвижник…
Увы, сего-то столь существенного условия для написания полного жития преподобного отца нашего Сергия потрудившийся в составлении сей книги и не имеет! Глубоко сознавая свою нищету духовную, он и не помыслил бы взять на себя такой непосильный труд, если бы не имел пред собою труда первого жизнеописателя Сергия, его ближайшего ученика, преподобного Епифания. Этот ученик потщился, елико было ему дано, в себе самом воплотить добродетели своего великого наставника, опытно проходил под его руководством жизнь духовно-подвижническую и потому в состоянии был лучше, чем кто-либо иной, списать жизнь своего святого старца в назидание наше… Но и он сознавал всю трудность такого дела, и он говорил: «Якоже не мощно есть малей лодии велико и тяжко бремя налагаемое понести, сице и превосходит нашу немощь и ум подлежащая беседа… Подобаше ми отнюдь со страхом удобь молчати и на устех своих перст положити, сведущу свою немощь… Яко выше силы моея дело бысть, яко немощен есмь, и груб и неразумичен…» Одно, что заставило его взяться за труд, – это горячая любовь к почившему старцу: «Любовь и молитва преподобнаго того старца привлачит и томит мой помысл, и принуждает глаголати же и писати…» Он скорбит об одном: как бы не пришло в совершенное забвение житие такого великаго старца, как бы чрез это забвение не потеряна была навсегда духовная польза читателей… «Аще убо аз не пишу, а ин никто же не пишет, боюся и осуждения притчи оного раба лениваго, скрывшего талант и обленившагося».
С такими мыслями приступал к своему труду первый благоговейный «списатель» жития Сергиева. Нужно ли говорить, с какими чувствами должен приступать к сему делу недостойный писатель нашего грешного времени?
И он должен сознаться, что не без долгих колебаний решился на свой труд, призывая на помощь молитвы преподобного старца и его присного ученика Епифания Премудрого… А когда, для полноты изображения личности угодника Божия, приходилось говорить о внутренних духовных состояниях, он брал черты из писаний Богомудрых отцов-по-движников, изобразивших эти состояния, на основании собственного опыта в своих писаниях…
Последуем же, благочестивый читатель, шаг за шагом вослед блаженного Епифания; будем благоговейно внимать его простому, задушевно-теплому, сердечному повествованию; прислушаемся и к тем урокам, какие извлекают из его рассказа наши святители: Платон и Филарет, митрополиты Московские, Филарет, архиепископ Черниговский, Никанор, архиепископ Херсонский, и другие проповедники и благочестивые писатели… И если эта книга даст вам возможность хотя немного отдохнуть душою за ее чтением, хотя на несколько минут забыть окружающую вас суету земную, перенестись мыслью и сердцем в отдаленную по времени, но тем более близкую нашему сердцу родную древность, повитать со святыми и преподобными обитателями дремучих лесов Радонежских, подышать благоуханием молитв Сергеевых, насладиться созерцанием его Боголюбезного смирения, тогда мы почтем себя счастливыми и воздадим славу Господу. А если книга наша не удовлетворит любознательности вашей, если составитель ее чего недописал, или переписал, или в чем погрешил, то смиренно просит в том прощения, и с глубокою благодарностию примет всякое доброе замечание и указание погрешностей на случай нового издания.