«Какая чепуха, – повеселел Пётр Николаевич, – всего-то-навсего – флюорография! Секунда дел! Разделся до пояса, встал куда скажут. Дыши – не дыши по команде и всё, свободен»!

Под кабинетом никого. День сплошных удач. Зашел, протянул медсестре направление и быстро прошёл процедуру. За ответом медсестра велела придти завтра после двенадцати и отправила оформлять больничный лист.

С тем Пётр Николаевич и ушёл. Назавтра после обеда ответ ему не отдали.

– Вам, – говорит медсестра, – к доктору подойти надо на консультацию.

– Да был я вчера, – попытался Пётр Николаевич втолковать неразумному среднему медработнику простую истину. – Завтра велено прийти.

А та упёрлась и ни в какую.

– Идите, – долдонит своё и всё тут.

Поплёлся Пётр Николаевич к знакомому кабинету, занял очередь. Злой, как чёрт. Надо же, какой конфуз вышел. Так всё хорошо начиналось и на тебе. Ждать, правда, пришлось не долго. Доктор его без очереди принял. Заботливо так принял, как близкого родственника, и давай допрашивать: давно ли болит и не замечал ли чего подобного раньше. По родословной прошёлся. Кто чем болел. Папу, маму вспомнил. Здоровьем их поинтересовался. Как, мол, себя чувствуют родители?

– Нормально, – отвечает Пётр Николаевич. – Лет десять, как ничего не чувствуют, поскольку именно столько времени прошло после их благополучной кончины.

Доктор повторно постучал по грудке, послушал эхо через стетоскоп и велел назавтра жене подойти в двадцать первый кабинет. Ничего не понял Пётр Николаевич. А что можно уразуметь в таких мутных медицинских делах? Болеет он, а к врачу жене идти зачем-то.

– Зачем Вам жена-то? – удивился Пётр Николаевич изгибам медицинской мысли. – Что она во внутренних болезнях понимать может? Она и по жизни у меня – дуб – дерево хвойное. Всё, что требуется, можете смело мне говорить. Я ей потом переведу.

Но доктор ни в какую. Давай, говорит, жену и всё тут. Побрёл Пётр Николаевич домой.

«Что за чудеса, – думает, – зачем ему моя супружница понадобилась? Не иначе, как для анализов.

Пришёл домой. Помялся немного. Как сказать не знает.

– Ты это, – говорит жене, – в больницу сходила бы.

– Чего я там не видела? – отмахнулась та. – Слава Богу, жива – здорова.

– Врач мой лечащий с тобой по поводу состояния моего здоровья переговорить желает, – принялся втолковывать неразумной половине Пётр Николаевич прописные истины.

– Надо же, – удивилась жена. – С чего бы это вдруг?

Но пошла. Явилась домой часа через три.

– Что врач-то сказал, – бросился допрашивать Пётр Николаевич благоверную. – Зачем вызывал?

– А затем и вызывал, – разрыдалась та с порога. – Онкология, – сказал, – у тебя. Рак лёгких. Так что, – говорит, – готовьтесь. – Через месяц – полтора, – говорит, – предстанет Ваш супруг перед Всевышним с кратким конспективным отчётом о грешной жизни своей земной. Так и сказал.

– Не может быть, – выдохнул полумёртвый Пётр Николаевич, падая на диван. Брешешь ты всё!

– Я брешу?! Говорила тебе, давай жить как люди. А ты всё копил, деньги собирал. Копеечка к копеечке. Лишней тряпки мне не купил. На курорт ни разу не съездили, как все нормальные люди. Вот и докопился.

– Замолчи, дура, – чужим голосом прохрипел Пётр Николаевич, хватаясь за горло.

– Я-то замолчу. Недолго уже мне молчать. Отмолчалась. Поживу в конце жизни в своё удовольствие, не трясясь над каждой копейкой. Слава Богу, денег ты, скупердяй, накопил предостаточно.

Жизнь остановилась. Пётр Николаевич уже не слышал воплей ополоумевшей от открывшейся перспективы жены и не реагировал ни на что вокруг.

«Как же так, – думал он. – Это всё, что ли? Нет, не так он представлял свои последние дни. И отец его, и дед, и дядьки – все умирали в преклонном возрасте после восьмидесяти. А он…. Надо же такому горю случиться. Ещё бы жить да жить – так вот на тебе…. Зря, выходит, стягивался, экономил, откладывал копейку на глубокую старость. Не пригодилось, значит. Не будет, выходит, глубокой старости. А может, напутала она, дура эта, или от злости своей бабской отомстить решила»?