Но те неземные звуки, которые воспроизводил Николай Иванович, были чем-то особенным. Кому выпало несчастье прослушать этот реквием сну, в один голос утверждали, что подобных шумовых эффектов ещё не удавалось издавать ни одному смертному. Его авторское исполнение всегда отличалось уникальностью композиции и разнообразием звучания. По единогласному мнению почитателей столь редкого таланта эти неповторимые колоритные звуки были отнюдь не вульгарным храпом, а какой-то космической симфонией, наводящей на мысль о звёздных войнах. Могу подтвердить, что в подобном утверждении, безусловно, не было и самой малой доли преувеличения. Николай Иванович давал в своих ночных или послеобеденных снах сольные концерты, которые были под силу только очень большому мастеру и виртуозу. И что самое поразительное, исполнение осуществлялось лишь на одном единственном музыкальном инструменте известном широким массам, как верхние дыхательные пути.

Как правило, это творческое безобразие выглядело следующим образом. Едва Николай Иванович смыкал веки, погрузившись в нирвану, сразу же следовала небольшая увертюра или, говоря другими словами, прелюдия, предваряющая основное произведение. На этом творческом отрезке его организм издавал длинный протяжный сигнал – предвестник грядущей бессонницы для тех, кто неосторожно разделил с ним гостиничный номер или имел несчастье оказаться соседом по купе в вагоне.

– Ау – ау – а, ау – ау – а, – начинал он нежно в колыбельном ритме. Первые аккорды ассоциировались с пением заботливой матери у постели младенца. – Ау – ау – а, – нежные заботливые звуки умиротворяли.

Но этот приятный, всем знакомый с детства звук не отличался продолжительностью. Постепенно он креп. Звучание его становился всё настойчивее и требовательнее, напоминая мерзкие крики паршивого койота. В последующих «ау – ау – а» переросших в «яй – яй – я – я —я» уже можно было различить ноты угрозы, звучащие как последнее предупреждение. Так князья Киевской Руси объявляли о своём намерении идти войной на неприятеля.

– Иду на вы, – предупреждал Николай Иванович посредством носоглотки, и это не было пустой угрозой несмотря на то, что он оставался практически неподвижным.

Нарастая по времени и мощи, звучание вскоре достигало своего апогея, уже больше напоминая предсмертные вопли крупного доисторического животного, возможно даже ящера. Несчастным, волею случая разделившим с Николаем Ивановичем ночлег, было уже не до своих персональных снов. Невольно им приходилось сопереживать видения беспокойного соседа. Скользкой холодной змеёй в их душу глубоко проникала беспричинная тревога, трансформирующаяся в неконтролируемый разумом страх. Ни о каком личном сне уже не могло быть и речи.

Через полчаса увертюра прерывалась минутной паузой, которую люди, малознакомые с творчеством Николая Ивановича, ошибочно принимали за окончание всего концерта. Знатоки же готовились к серьёзным испытаниям, зная наверняка, что наступившая пауза всего лишь минута молчания и скорби по их сну. Если бы Вам пришлось оказаться невольным свидетелем происходящего, то перед вашим взором предстала бы картина, выдержанная в самых красочных ритмах ожидания.

Ночь. Купе. На одной из полок угадываются контуры человека, спящего под простынёй. Это Николай Иванович Рогов, уже благополучно отошедший ко сну. Остальные ложа заняты людьми с испуганными глазами, экипированными в одежды, не оставляющие и тени сомнения в их намерении хорошенько выспаться. Бросалось в глаза, что они находятся под сильным впечатлением от только что прослушанной композиции. Веки их тяжелы и слипаются. Им безумно хочется спать. В наступившем затишье жертвы авторского вечера впадают в лёгкую дрёму, готовую при любом удобном случае мгновенно перерасти в глубокий здоровый сон. Но вот тишину нарушает мягкий ненавязчивый рокот. Участники ночного концерта вздрагивают, открывают глаза, и после нескольких минут прослушивания пытаются определить природу этого физического явления и его источник. Вскоре, не без основания, они начинают подозревать, что урчание это исходит из глубины души Николая Ивановича. Подозрения эти, по понятным причинам, растут и крепнут с каждым новым звуком. Кое-кто припоминает, что что-то подобное ему уже приходилось слышать в детстве, стоя на окраине сельской дороги и поджидая попутный транспорт, направляющийся в районный центр. Это был как раз тот самый момент, когда самого транспорта, движущегося в вашу сторону ещё не видно и затруднительно определить грузовик это, автобус или вообще кукурузник, порхающий над полями и опрыскивающий их всякой дрянью. Но с каждой минутой звук становится всё ближе и более узнаваемым. Наконец, сомнения оставляют слушателя. Да, так может работать только двигатель трактора. И как бы подтверждая ваши догадки, Николай Иванович начинает рычать, наращивая обороты дизеля. По истечении времени приходит понимание, что это не какой-то там движущийся по сельской дороге слабосильный колёсный тракторишка «Беларусь», а его могучий гусеничный родственник. Причём это бульдозер, разгребающий огромные кучи тяжёлого грунта. Страдалец-слушатель приходит к окончательному выводу, что так может звучать только бульдозер – громко, настойчиво, ни на минуту не прекращая своего полезного труда.