бранцев в Барятинске прямо на вокзале. Призывники погру- зились в теплушки, плотно сбившись у распахнутых настежь широких дверей, продолжали прощаться с родными и друзь- ями. Паровоз в голове состава всё трезвонил свистками, пе- риодами издавая протяжные гудки, пытаясь отогнать прово- жающих от вагонов, которые будто мухи липли к дверям теп- лушек, наконец, тихим ходом, как несут обычно покойника на кладбище, состав вначале уполз за пределы станции, а вскоре скрылся вдали за стеной темнеющего леса. Непривычная форма никогда ранее не наблюдавшаяся при отправлении составов с новобранцами, будто предсказывала их дальней- шую судьбу. Спустя пять лет, уже после окончания войны жи- тели деревни испытывая в душе невозместимую горькую ут- рату, часто станут вспоминать тот злополучный состав поезда, который увёз их сыновей навсегда. Из всех новобранцев, ко- торых, вот всего минуту назад увёз поезд на благородный ратный труд по защите Отечества, через год почти все уйдут в вечность. Призыв двадцать первого года рождения первым примет на себя всю мощь немецкого Вермахта в живых из этого призыва останутся единицы.

По истечению небольшого промежутка времени в семье Судариковых заметно стали испытывать, что кого-то в доме не хватает – словно осиротели. Иван Васильевич домой приез- жал редко, пропадая в Барятинске по делам, теперь уже мел- кого служащего. Так или иначе, Павел на тот момент в семье был опорой, а с его уходом в армию Арина Осиповна осталась с четырьмя детьми одна. Шестнадцатилетний Анисим уже второй год работал в колхозе, а десятилетний Коля и восьми- летняя Мария прибегая со школы, помогали управляться по хозяйству, часто споря между собой – кому что делать, потому что Марии больше нравилось пасти гусей по берегу речки, а Коля туда стремился, чтобы поудить рыбу. Самого меленького Васю мать таскала на руках по двору, а тот заходился криком.

В семье Чигарёвых первые дни после проводов в армию новобранцев все члены семьи ходили, каждый думая о сво- ём. Стороннему наблюдателю могло показаться, что в семье случилось совсем недавно какое-то горе и как минимум ко- го-то схоронили. Лена ходила как неприкаянная: грустная, молчаливая, задумчивая. Усевшись у окна на своё любимое место, положив голову на кулачок свой, могла долгое время созерцать, глядя во двор, где гоготали гуси, а Екатерина Дмитриевна тем временем поглядывала на дочь, в душе жа- лея её, но затрагивать опасалась, ибо знала, скажи хоть сло- во и всё закончится обильными слезами. По своему жизнен- ному опыту она знала, что рано или поздно всё придёт в норму и сейчас требуется лишь терпение. Каждое утро Лена направлялась на работу в колхоз: с того памятного дня мар- шрут ходьбы она поменяла, ходила теперь делая петлю и лишнюю сотню метров мимо двора Судариковых, словно надеясь в один прекрасный день увидеть в том дворе своего возлюбленного Павлика. Поравнявшись с двором, голову старалась не поворачивать – боясь, как бы кто не увидел, но при этом косила глазами на сам двор. Прошла, минула двор

– и на душе, казалось ей, становилось легче; будто и впрямь, на мгновение с ним повстречалась. Теперь двор, где ранее жил её Павлик, представлялся ей как местом святым для па- ломничества. В иной день, отчаявшись в своих самой себе навязанных мистических мыслях, начинала злиться на себя и давала зарок, что больше по той улице ходить не станет. Проходил день, и ноги сами туда устремлялись. Однажды в один из таких вояжей, Арина Осиповна, разглядев Лену ещё издали, идущей по улице сама подошла к калитке, и когда та поравнялась с ней и поздоровалась, она подозвала её к себе.