А вот отец – полная противоположность. Эта новость и правда расстроит, а то и убьет старика. Впрочем, это мнение Марианы.

Казалось, Хосе Ромеро скорее умрет, чем продолжит бороться. Алехандро не хотелось усугублять его положение.

Из внутреннего дворика элитного ресторана «Таберна Ромеро» доносились смех и разговоры. Чтобы добраться до резиденции, придется пройти через него. Алехандро вошел в ресторан.

– Hola[3].

Официантка и несколько посетителей приветливо улыбнулись. Алехандро кивнул, находясь не в настроении для вежливой беседы.

В заведении было людно постоянно, а в этот воскресный вечер особенно. На сцене выступали танцоры фламенко. Он взглянул в сет-лист и понял, что это Ева. Его первая любовница. Давным-давно.

«Да уж, когда постоянно дома, – думал он, усаживаясь в кабинке семьи Ромеро, – появляется такая проблема, как слишком большое количество бывших».

Свет постепенно потускнел, послышался топот сапог по деревянной сцене и другой темп музыки. Алехандро едва поднял голову. Слишком много воспоминаний для одного вечера.

Когда-то он сидел за кулисами в Барселоне или Мадриде, пока выступала мама, тогда уже на крупных площадках. Потом вспомнились обвинения отца, когда она вернулась домой. А потом ужасная депрессия, в которую он погрузился, когда она перестала приходить.

Брат Себастьян и сестра Кармен страстно ненавидели маму, а Алехандро смотрел на ситуацию с ее стороны. Если бы отец проявил немного понимания к ее таланту, искусству!

А фламенко – настоящее искусство.

Алехандро не мог заставить себя смотреть на сцену, обвел взглядом «Таберну». В основном местные жители. Ждут не дождутся выступления Евы. Кроме того, еще несколько танцовщиков-учеников.

Вдруг он заметил женщину, по виду точно не местную.

Ее отличало то, как беспокойно она поправляла светлые волосы, растрепанные на ветру, как потягивала вино. И слишком обтягивающая белая рубашка. В общем, выглядела она явно неловко. Алехандро наблюдал, как она взяла тарелку с puré de guisantes[4], принюхалась, словно пытаясь понять, что это такое. Однако нос не зажала, хотя и скорчила гримасу, одним движением отодвинув тарелку. Он все понял и затаил дыхание. Наконец она решилась, проглотила, запила большим глотком вина.

И вздрогнула. Словно маленькая собачка, которая отряхивалась от воды.

Ее грудь покачнулась, волосы тоже. Он улыбнулся, что делал нечасто.

Вместо того чтобы подцепить оливку пальцами, она попыталась наколоть ее вилкой.

Он заметил фотоаппарат на столе рядом с ней и понял, что, возможно, это Эмили Джейкобс, англичанка, прибывшая в качестве фотографа и дизайнера нового веб-сайта. Неплохо было бы подойти и представиться, но сегодня он не в настроении вести учтивую беседу. Кроме того, девушка выглядела несчастной. Она оставила попытки поймать упрямые оливки и, похоже, собралась уйти. Хотя именно в тот момент началось главное действо!

Она подняла глаза.

Не на него.

На сцену.

По топоту ног, возгласам одобрения и приглушенному свету Алехандро понял, что Ева вот-вот выйдет теперь уже на неосвещенную сцену. И не обернулся.

Он наблюдал за мисс Джейкобс.

И понял, что рискованное решение привлечь постороннего человека оказалось правильным.

Алехандро наблюдал, как менялось выражение ее лица: с усталого на настороженное. А когда зажегся свет на сцене, она выпрямилась и широко раскрыла глаза, впервые увидев настоящее фламенко, и, казалось, позабыла о еде. Белая рубашка немного натянулась на груди, тем не менее столь простой наряд был неуловимо красив.

Она прекрасна. Ее лицо выражало восторг. Возможно, ему стоило заставить себя посмотреть представление.