Но михайло размышлению предпочитал действие.

Он понял, что его дурят и перешёл на рысь.

Гарт бросил рыбу и перешёл на галоп.

На аллюр три креста, – фьюить!

С разгону сиганул через костёр, присел, развернулся и бросил в набегающего зверя пару горящих палок.

Они не долетели и должного действия не произвели. «Босой» лишь наклонил горбатую треугольную башку и стал осторожно головни обнюхивать.

Этот скот или никогда дыма не чуял, или из другой галактики пожаловал!

Медведь стал обходить костёр кругом, попал наконец в струю горячего дыма и отшатнулся.

Сашка вынул из костра головню подлинее и облил её соляркой.

Палка ярко вспыхнула, он заорал и сунул огонь прямо нахалу в морду.

Мишка отбежал в сторону и медленно, нехотя, пошёл прочь. Дойдя до штанов с рыбой, распорол их одним ударом и стал Сашкину добычу пожирать.

Вот злодей!

У парня в глазах потемнело.

Он вновь с криком атаковал грабителя огнём.

Когда «босой» побежал, бросил в него самодельное копьё.

И попал!

Потапыч извернулся, зубами вырвал копьё из ляжки, бросился удирать вдоль берега и вскоре скрылся из глаз.

«Во как я его! Бежит, аж шуба заворачивается!»

Подобрав копьё, вытирать его не стал.

«Отныне я – уж-ж-жасно хр-р-рабрый и чр-р-резвычайно могучий охотник по прозвищу Меткое Копьё, и пусть кровь врага напоминает о победе!»

Выбрав валун повыше, Меткое Копьё влез на него и осмотрелся.

Но никаких «босых» в пределах видимости не было.

Нервная лихорадка требовала выхода.

Сбрасывая возбуждение, бодро нарезал у костра штук пять кругов почёта и, потрясая окровавленным копьём, исполнил дикий танец Храброго Охотника.

Пора было одеваться.

Но идти на берег как-то не хотелось. А вдруг ещё один «босой» за камнем прячется?

Потоптался, потоптался у огня и решил, что среди храбрых охотников наверняка попадаются и осторожные, которые днём с огнём ходят.

И сделал себе факел из бересты.

Облачившись, немного прогулялся по пляжу, пособирал морской капусты.

И нашёл оба весла! Они, целёхонькие, лежали недалеко от того места, где потерпевший кораблекрушение выбрался на берег. Жаль, топоры плохо плавают. А как бы сейчас пригодился!

Этим же вечером, заготавливая дрова для костра, Гарт неожиданно открыл убежище своего знакомого, папы-варакушки.

Под широкой доской среди древесной мелочи и трухи обнаружилось сплетённое из травинок уютное гнёздышко.

Четверо оперившихся птенчиков было в птичьем домике. Двое ещё открывали жёлтые ротики и призывно пищали, а двое поникли головками, наверное, уже погибли…

Взрослые птицы отлетели в сторону. Невзрачная самочка нахохлилась и превратилась в рыжевато-серый шарик, самец же пропел печально: твить-тюрлю-тюрлю! – и уставился на человека чёрными дробинками глаз.

«Накорми малых сих», – опять услышал голос.

– Ай, соседушки мои! Голодаете, махонькие? У меня рыбы-во! Я – щас!

Вспомнилась учительница биологии: «взрослые птицы могут некоторое время обходиться без еды, но птенцам даже малейшая голодовка противопоказана: она приводит к необратимым изменениям в организме и к смерти малыша».

У костра Гарт распластал ножом несколько рыбок и вырезал из их спинок с десяток длинных «червей».

Быстро вернулся ко гнезду и положил по два «червяка» в открывшиеся ему навстречу жёлтые зевы. Два птенчика проглотили еду, двое были уже мертвы, и Гарт осторожно удалил трупики из гнезда.

Несколько «толстых жирных червяков» оставил на досочке у самого гнезда, вернулся к огню и стал наблюдать за поведением взрослых птиц.

Они сначала с недоверием попрыгали рядом с угощением. Затем папа-варакушка решился и проглотил одного «червяка». Удовлетворённо пискнул, и сразу же к нему подлетела самочка и тоже съела полоску рыбы.