Ботфорт и есть.
Базовая Сашкина изба печальным кубиком виднелась на соседнем острове. Всего-то десять километров. Неужели не удастся подтащить к берегу и поднять лодку и придётся куковать на этом «сапоге» до ледостава?
«Таймыр, пёс мой верный! Как ты там? С голоду пухнешь или леммингов ловишь?»
На юго-западной стороне Ботфорта Сашка заметил три рыжих пятна, очевидно, бочки, и решил перекатить их к дому.
Перевёл свой взгляд на «шпору», и сердце так и забилось: олени!
Табунок голов на десять – двенадцать. Чёрными пятнами выделялись их тела на буро-зелёной тундре. Двое или трое лежали, остальные мирно паслись. Значит, волки далеко, иначе олешки не пошли бы в узкое место, где их можно передушить за пару минут.
Надо будет поменьше топить. До стада километров пять-шесть, и ветер сейчас не в их сторону, но если почуют дым – уйдут. Переплывут пролив, исчезнут на материке.
Сашка прихватил с собой найденное богатство: проволоку, гвозди, бутылки, и в прекрасном настроении поскакал с горки вниз.
11. Морж
И стал почему-то напевать песенку из Маяковского:
Бодрый ритм этих строк хорошо подходил и к ритму прыжков с камня на камень, и к состоянию души: на острове дикие олени. А как добыть – придумает!
И так прилипла к нему дурацкая эта песенка, что не мог отвязаться.
Пробовал и на «Славное море священный Байкал» поменять, и на «Раскинулось море широко» и на «Ах, мой милый Августин» и даже на знаменитую марктвеновскую «Режьте, братцы, режьте…» – нич-ч-чё не помогат!
Только утвердишь в мозгах другой ритм, только настроишься на другую волну, как споткнёшься, шагнёшь не в такт, и опять выплывает:
А вот здесь стоп, дружок!
Медленно просмаковал вторую строчку, о которую зацепилось сознание: «Медленна арба лет… медленный арба лет… Медленный чего?
Арбалет!
Вот оно что!
Вместо лука – арбалет!
И уток набью, и оленя добуду!»
От радости Гарт аж подпрыгнул на месте, и оказалось, что уже дошел до первой из замеченных сверху бочек, и это совсем не бочка.
Это был морж клыкатый!
Большой, усатый.
Мёртвый.
На голове его зияли глубокие, заполненные засохшей кровью царапины, очевидно, от медвежьих зубов и когтей, низко опущенная голова с небольшими острыми клыками покоилась на камне, передние ласты были подогнуты под тулово и ещё хранили в себе движение.
Животное это издохло внезапно, за секунду до того, как уйти в море.
Но следов борьбы двух гигантов Арктики видно не было.
Очевидно, медведь подкараулил моржа на материковом лежбище, но тому удалось вырваться и доплыть до острова, где он и погиб от ран.
Произошло это ещё до шторма: перед моржом лежал такой же ледяной вал, как и перед биваком.
Значит, мясо есть нельзя – трупный яд. Но шкура пригодится на крышу для избушки.
Гарт сделал обычные надрезы и стал снимать шкуру. И тут обратил внимание, что пенис у моржа действительно почти весь костяной и поговорка «хрен моржовый» не лишена твёрдого основания.
Шкура у этого ластоногого толстая, грубая, многослойная, нож быстро тупится, приходилось без конца шоркать его о камень, а тушу Гарт ворочал вагой: морж был длиной в три шага и весил, наверное, полтонны.
Долго Сашка с этим делом промучился, аж взмок.
Хотел отрезать голову, уж больно красивые клыки, но не смог найти хряща между позвонками и чуть нож не сломал. Эх… Топор нужен!
Напоследок решил вспороть трупу брюхо, чтобы вытащить печень. Любой печенью можно выделывать шкуры, но лучше всего – моржовой.
Очень надо было выделать шкурку бургомистра.
Но едва проткнул туше живот, как тут же, зажав нос, и убежал: нестерпимая вонь, чуть не вырвало.