Йога учит нас, что мы рождаемся с кармическим наследием ментальных и эмоциональных паттернов – самскара (на санскрите «сам» означает «полный», а «кара» – «действие»). Мы проходим через эти паттерны снова и снова в течение всей жизни. В этом смысле я унаследовал шрамы отца и сдирал корочку вновь и вновь, надеясь заслужить одобрение, чего так и не случилось. Я хирург, и моя работа – лечить физические травмы. Но я понял, что воздействие травм эмоциональных куда тяжелее. Мне они причинили такую боль, от которой меня не могла бы избавить никакая операция. Я боролся с ними сорок лет – все время учебы и работы.

Сенсорная информация поступает в мозг, в тот его участок, который называется таламусом, а оттуда – в новую кору, являющуюся мыслящим или рациональным мозгом, а также в небольшой миндалевидный орган серого вещества, расположенный между полушариями мозга – мозжечковую миндалину. Мозжечковая миндалина – это центр реакции «дерись или беги». Она управляет эмоциями и настроением, страхом, гневом, агрессией и печалью. Мы переживаем их, а затем они хранятся в гиппокампе, расположенном за миндалиной. Гиппокамп получает информацию от миндалины и отвечает за обработку эмоциональных реакций и долгосрочной памяти, чтобы человек мог распознать те же триггеры и избежать их в будущем. Это одновременно и хорошо, и плохо. Если эмоциональная запись гиппокампа распознает стимул как потенциально болезненный, миндалина получает сигнал запустить реакцию «дерись, беги или замри». А это вызывает еще более сильную эмоциональную реакцию, совершенно спонтанную и острую. И реакция эта подавляет рациональные мысли новой коры, о чем мы можем впоследствии пожалеть.

В 1996 году Дэниел Гоулман написал книгу «Эмоциональный интеллект. Почему он может значить больше, чем IQ». В ней он использовал выражение «угон мозжечковой миндалины» – так он назвал мощную эмоциональную реакцию, которая может оказаться совершенно непропорциональной вызвавшему ее стимулу.

За годы жизни моя мозжечковая миндалина усвоила немало боли, как и у всех нас. Когда шрамы воспаляются, мы поддаемся влиянию эмоций, а не разума: мозг взрывается от шума, смятения, депрессии, страха и деструктивного поведения. Это моя «травматология» с самого детства. В ней собрались все пращи и стрелы суровой жизни. Хотя я и не знал этого, но пуля была готова поразить меня в самое сердце, и «угон» был неминуем.

В детстве я никогда не уезжал далеко от дома. Наша семья лишь раз в год отправлялась на море в Трамор. По воскресеньям я был алтарником в церкви. Я учился в маленькой местной католической начальной школе с совершенно бессмысленной программой, чего никто не замечал или просто никто не хотел говорить об этом. В 1985 году перешел в среднюю школу. Мне было одиннадцать лет, и я оказался совершенно не готов – ни академически, ни эмоционально – к суровой атмосфере школы для мальчиков, куда дети съезжались со всех концов Ирландии. И все они были образованны и знали жизнь гораздо лучше меня. Я быстро понял, что я – другой. Другие мальчики тоже это поняли и начали травить меня. Некоторые одноклассники находили удовольствие в том, чтобы швырнуть меня в заброшенный карьер, а потом кинуть сверху мои учебники и велосипед. Мне приходилось выбираться из грязи и вонючих отбросов. Поняв, что физическое насилие на меня не действует, одноклассники нашли другой способ мучений – они рвали мои тетради и учебники, в которые я вкладывал всю душу. Мучения продолжались, и я становился все более замкнутым и с головой уходил в учебу. Я засиживался в школе допоздна, надеясь, что все разойдутся и я смогу спокойно вернуться домой. От этой травмы я бежал всю свою взрослую жизнь – лишь тридцать лет спустя я смог пролить целительный свет на эти раны, рассказав о них в книге «Слушая животных» и в своих выступлениях во время турне. Но эмоциональные шрамы быстро не проходят  – очень скоро они снова обнажились и стали кровоточить.