Но однажды ночью, глядя своим безумным взглядом, Борька вдруг отчётливо закричал:

– Коса! Коса!

– Какая коса? – недоумевала на следующий день мать.

Недели две назад отец, вернувшийся с войны израненным, брал с собой Юрку и Борьку на заготовку сена для коровы-кормилицы. Он косил траву на лугу, а сыновья наблюдали за его работой.

– Я тоже хочу косить! – крикнул Юрка.

Остановившись, отец улыбнулся и сказал:

– Тебе ещё рано, подрасти немного надо. А вот Борису можно попробовать.

Борька радостно вскочил, подбежал к отцу, взял косу в руки. Попробовал косить. Получалось у него плохо, он вскоре разочаровался и возвратил косу отцу.

– Ничего, – сказал тот. – Со временем научишься.

– Что у вас там произошло? – не раз и не два спрашивала Мария у мужа. – Почему Борька по ночам косу вспоминает?

– Да всё у нас нормально было, – оправдывался отец. – Не могло там ничто его напугать…

О какой косе кричит Борька, раньше всех догадался Юрка.

– Мам, – подсказал он, – а помнишь, Борька рассказывал нам о косе Насти?

Светло-русую длинную косу своей одноклассницы, которая Борьке, кажется, нравилась, он нашёл невдалеке от разрушенного взрывом погреба. Вероятно, взрывной волной её отбросило вверх и в сторону, поэтому она и уцелела.

Об этой косе Борька рассказал однажды:

– Мы взяли её и торжественно вынесли к могиле. Мы несли косу Насти, точно гирлянду цветов к памятнику. Бабы, увидев нас с косой, одна за другой зарыдали, заголосили и расступились, освобождая нам путь. Мы приблизились, постояли с минуту в полном молчании и одновременно опустили косу, возложив её к могиле…

Юрка хорошо запомнил рассказ брата, потому что он его очень впечатлил.

К отцу Юрка привыкал долго. Когда тот уходил на фронт, Юрка был слишком мал. Вернувшегося с войны отца он просто не признал. Он очень удивлялся, почему мама так радуется незнакомому дядьке, а Борька зовёт его папой. Отец очень переживал, услышав, как Юрка называет его дядей, но был терпелив. Целуя сынишку, он снова и снова повторял:

– Я твой папа…

Были у отца и другие поводы переживать. Однажды немцам удалось – на короткий срок, всего на сутки – захватить деревню, в которой располагалась его воинская часть. Ему, вместе с одним однополчанином, удалось спрятаться от фашистов, укрывшись в сене на чердаке заброшенного дома. Ночью они решили пробиваться к своим, спрятав на этом чердаке свои партбилеты, – на случай, если попадут в плен. Попытка удалась. На следующий день наши взяли село обратно. Григорий и его однополчанин кинулись к знакомому дому за своими партбилетами. Но дома уже не было: он сгорел.

Вернувшись с войны, отец сразу же поехал в райком партии и попросил выдать ему дубликат партбилета. Какой-то райкомовский бюрократ нашел его учётную карточку, долго вертел её в руках, о чём-то думал. И, наконец, изрёк:

– Будете вступать снова, на общих основаниях.

Подавать новое заявление о вступлении в партию он не стал. А обида на то, что с ним обошлись несправедливо, не давала ему покоя. Особенно после того, как получил письмо от того самого однополчанина: тот сообщал, что никаких проблем с получением партбилета у него не было.

В первом послевоенном году Юрка пошёл в школу. Когда учительница, Лидия Фёдоровна, знакомилась с классом, расспрашивая каждого о семье, о родителях, Юрка понял, как ему повезло. Его отец вернулся с войны живым, а у большинства первоклашек отцы погибли. Были и такие, у кого погибли и отец, и мама, – их воспитывали бабушки и дедушки.

Особенно потрясла Юрку история Кати, которую он хорошо знал, потому что она жила по-соседству. У Кати не было одного глаза, и некоторые злые мальчишки дразнили её, называя косой. В школе Катя рассказала, как она лишилась глаза. Какой-то фашист потащил её маму в сарай. А она, трёхлетняя, почувствовав беду, плакала и, ухватившись за подол маминой юбки, не отпускала её. Тогда фашист со всего размаха ударил своим кованым сапогом в лицо девочки и выбил ей глаз.