Мужчина зашел в палату: мама все не отходила от кровати дочери, боясь отпустить ее руку, будто прямо на ее глазах она может превратиться в дым и раствориться, словно ее никогда и не было.

– Ты принес чай? – спросила женщина, дернувшись на шорох сзади.

– Прости, забыл. – ответил он. Нужно как-то сообщить жене, что скоро она уже не подержит дочку вот так за руку. Лучше пусть эту новость сообщит он, родной человек, чем поставит перед фактом сухой врач. – Пошли, нужно уточнить на счет продления палаты. – он шмыгнул носом.

– А сам не можешь? – огрызнулась женщина.

– Там нужна подпись обоих опекунов. – женщина агрессивно вздохнула и вышла вслед за мужем.

– Куда идти? – спросила она, закрывая за собой дверь.

– Я сейчас разговаривал с лечащим врачом Аннетт. – женщина остановила на нем испуганный взгляд.

– И что он сказал? – протяжно спросила она, сглатывая комок, давящий на горло.

– Что, если Аннетт доживет до своего совершеннолетия, это будет чудо. – женщина зарыдала и бросилась в объятия мужа. – Но есть шанс, можно попытаться отсрочить и даже возможность вылечить ее. Доктор сказал, что нужно пройти полное обследование и тогда назначат операции. Это, конечно, все стоит огромных денег, но…

– О чем ты говоришь? – закричала женщина. – Какие деньги, когда речь идет о жизни ребенок? Да если понадобиться, я лично стану донором!

– Но после всех многочисленных операций она останется инвалидом. – заключил муж.

Женщина закрыла лицо руками и, тяжело вздохнув, посмотрела куда-то в сторону.

– По крайней мере она будет жить. – ответила жена.

– Жизнь ли это? – вопросил мужчина, но женщина сразу же отстранилась от него.

– Неужели тебе просто жалко денег? Тебе жалко денег на жизнь своей дочери! – закричала она.

– Ты что несешь? Подумай сама: она не сможет ходить, а если вообще двигаться? Не сможет услышать наши голоса? Увидеть нас? Об этом ты не подумала?

– Но она будет чувствовать нас! Она будет жива! Как только она оклемается, пройдем обследование. – твердо сказала женщина и направилась в палату. – Принеси мне крепкий чай, мы здесь на долго. – бросила она, входя в палату.

Матери Аннетт отдали одежду дочери, ей же родители привезли чистую белую майку с принтом и темно-синие джинсы (за последнее время она сильно похудела, поэтому старые джинсы теперь стали ей велики, а ремень пришлось затянуть до последней дырочки). Не успели они выйти из палаты, как их остановила медсестра.

– Девушка, – обратилась она к Аннетт. – вы забыли. – медсестра протянула ей черную кожаную куртку.

– Аннетт, я не помню у тебя такой куртки. – сказала мать. – Вы, наверное, ошиблись. Это не наше.

– Но девушка была в этой куртке, когда ее сюда доставили. – пояснила медсестра.

В глазах матери промелькнула такая ярость, что дочке показалось, что та сейчас же разорвет эту куртку вместе с медсестрой. Аннетт вообще слабо помнила в чем была одета. Не исключено, что она просто забыла снять куртку, когда вернулась домой.

– Благодарю. – сказал отец и забрал куртку.

Опираясь на руку матери Аннетт вышла из больницы и села в машину на заднее сиденье. Отец занял водительское сиденье и легким движением закинул черную кожанку к девочке. Девочка пролежала в больнице почти неделю, а если быть точным, то 6 дней (ее хотели выписать на пятый день, но мать настояла на еще одном «профилактическом» дне). Ко всему прочему, еще на неделю у нее рекомендуемый больничный и на полгода отписка от физкультуры. Конечно, любой ребенок на ее месте прыгал бы от радости до потолка и провел бы эти «выходные» отсыпаясь и целыми днями смотря телевизор, но после ужасного приступа у Аннетт появилось жгучее желание прочувствовать то, что она, как ей казалось, упустила: студенческие будни (она училась в колледже), прочитать книги, которые не прочитала за потерянные года, одеваться как можно ярче, завести друзей, поругаться с лучшей подругой (но потом, конечно же, помириться), найти любовь… Сотни мыслей и желаний мелькали в ее голове, но как же успеть все это за такой короткий отведенный ей срок, о котором она даже не догадывалась? Оставалось каких-то три месяца, а столько вещей в мире, с которыми она не знакома, столько еды, которой она не пробовала, столько стран, которых она уже никогда не посетит. Куда же выпали года ее юности? А какие чувства испытывает человек, когда только начал жить, но уже находится на краю пропасти? Когда человек переполнен жаждой жизни, которую утолить не имеет возможности?