– Палаша, матушка, пойдёмте скорее, что я вам сказать должен. – И они в его кабинет пошли, а мы все к двери приникли, чтобы услышать, что это он им сообщить хочет.

– Дословно, конечно, я не помню, – сказал дядя Никита и даже по голове своей рукой провёл, – но смысл был такой. Получил отец из царской канцелярии приглашение на присутствие в Санкт-Петербурге вместе с супругой на императорском приёме, а затем и на балу по случаю трёхсотлетия дома Романовых. Он был несказанно удивлён. Это было необычно. Когда государь в Москву приезжал, то отца на приёмы, в честь царя устраиваемые, приглашали, но в столицу не звали никогда. А тут позвали, да не только с мамой, а и с младшим сыном, с Шуркой то есть.

Его тут же дядя Фима перебил:

– Погодь, Никита, но мы же тоже все там были вместе с маман и бабушкой. Я это хорошо помню. И царя помню, и царицу.

– Не перебивай старших, Ефим, вечно ты вперёд лезешь, – приструнил его дядя Никита. – Мы все действительно ходили и царя с царицей лицезрели воочию, но это потом, в Москве, было, а тогда батюшку с матушкой и Шуркой в столицу призвали. А с нами всё это позднее произошло, хотя наряды сразу на всех шить стали да нас шпынять, как там себя вести следует. Но… – Он задумался, а затем повторил врастяжку так: – Но это всё позже было. Хотя приглашение на приём в Москве, скорее всего, тогда же пришло, однако я это утверждать не берусь.

Он ещё подумал немного, но, по-видимому, так и не смог ничего вспомнить, поскольку оставил эту тему и продолжил рассказ:

– Помню, матушка сразу же причитать принялась, что ей и надеть нечего, да и на балах она никогда не бывала и как там себя вести не знает. Но бабушка сказала, что ничего страшного не случится: народа, небось, полным-полно будет, мол, в уголочке где-нибудь постоишь да посмотришь, как знать веселится.

Готовиться к торжеству начали загодя. В доме всё чаще стали появляться портные. Девочкам шили настоящие бальные платья, а мальчикам – я имею в виду вас, Фима с Шурой, – нарядные матросские костюмчики. Тогда в моду вошли такие мальчиковые костюмы, вот и вам их решили сшить. Шили на вырост, понимали, что не на один день, а детишки быстро растут. Ну и для бабушки с мамой тоже наряды готовили. Маме так целых два. В одном она должна была на приём идти, ну а второе – для бала. Только нам с тятей ничего шить не требовалось. Нам в мундирах своих идти следовало. Тятенька ордена все свои надеть обязан был, а их у него немало, один Георгиевский крест чего стоил.

В том году я седьмой класс в гимназии оканчивал, да и семнадцать лет мне как раз исполниться весной должно было. Вот отец и посоветовал мне вольноопределяющимся в армию пойти. Так он мне сказал, я смысл тех его слов до сих пор помню:

– Война, сын, назревает. По моему мнению, она чуть ли не к следующему лету на нас обрушится. Проклятые германцы никак успокоиться не могут. И жизненного пространства им маловато, и угля с железом не хватает, и с рабочими руками худо. Но самое главное, что очень их беспокоит, – народа у них всё больше становится, и прокормить его скоро будет нечем. Сейчас они на своих ближайших соседей посматривают, но мы-то должны понимать, что там того, в чём они нуждаются, всего ничего, а основные богатства в России находятся. Им бы колоний в Африке или Азии поиметь, но тут они опоздали. Почти всё уже без них разобрали. Значит, выход один – воевать. Не они первые так решили, человечество в непрерывных войнах погрязло, вся мировая история только о войнах и помнит.

– Вот я и думаю, – продолжал он, – в университете тебе, как мне кажется, делать нечего. Ты вон какой вымахал здоровый, на тебе пахать можно. Я бы посоветовал с дальнейшим обучением погодить. Настанет мирная пора – не поздно будет и к учебникам вернуться, а сейчас я бы на твоём месте в армию пошёл – вольноопределяющимся. Сейчас самое время. Ну сам подумай, пойдёшь ты в восьмой класс – что это тебе даст? Единственно, там спокойней и легче, чем в армии служить, особенно в роли нижнего чина. Но война начнётся – тебя тут же тем же нижним чином призовут, и ты всё одно в окопах окажешься. А ежели ты сейчас в вольноопределяющиеся запишешься, то к началу войны офицером успеешь стать. А это, поверь, совсем другая жизнь.