– Я не придуриваюсь, успокойся. Я и правда не знаю. Я не вижу, откуда ты взялся такой. Давай мы с тобой сейчас пойдем к нам домой, чайку попьем. Федор, наверное, уже закончил возиться с рыбой. Ты кушать-то можешь? Или не помнишь, когда ел в последний раз? Тебя зовут-то как?

– Лучше помоги мне отодвинуть этот камень, – сказал мальчишка. – Тут под ним…

– Что? – она подошла ближе. – Твоя тень застряла?

Ей смутно припомнилась английская сказка о мальчике, потерявшем свою тень. Потом девочка пришила тень прямо к его ногам.

– Тень? – он немного подумал. – Ну, может, и так. Только не под камнем, а вон в глубине…

– В глубине чего?

Наклонившись, она увидела под камнем бездонную ямину, обрывающуюся отвесно в неведомую глубину.

– В расщелине?

В этот момент мальчишка изо всех сил толкнул ее. Алена не удержалась на краю – и ухнула в черную дыру.

…Пожаренная рыба пахла так, что пальчики оближешь. Федор умело сервировал стол, украсил тарелки зеленью и стал ждать Алену.

Если под ракиту – значит, точно не затем, чтобы загрызть. Ракита, или ива, – дерево-оберег. А волк защищал неопытную душу ребенка по дороге в сон, «маленькую смерть», и провожал его обратно. Федору теперь часто снилось, как он выводит из леса потерявшихся детей. Похоже, они принимали его за собаку. А он, как выяснилось, волк, обычный оборотень. Да, в свое время он и сам удивился.

Он не был уверен: то ли это отблески его карьеры как руководителя поисково-спасательного отряда – отзвуки прежней, обычной жизни, – то ли у него своя задача на острове Буяне. Федор хотел обсудить это с женой, да все не решался. Во-первых, это ей тут поручили особую миссию, находить потерянные души, а он последовал за ней. Если и правда у него тоже есть свои обязанности, он не хотел бы, чтобы Алена решила: он тут с ней не по любви, а только «по работе». Или выстроила бы теорию, по которой его настоящая жизнь протекает во сне – сиречь без нее, – а с ней он просто коротает время. Ага, с нее сталось бы, в последнее время она демонстрировала поразительные выверты логики, да все в невеселом ключе. Во-вторых… о чем говорить, если сам ни в чем не уверен? Он завел было разговор о снах, когда Алене вздумалось обсудить с ним мучавший ее вопрос: все встреченные до сих пор на острове души выглядели как взрослые. Но беседа как-то не сложилась.

– При чем тут сны? – перебила она его с досадой. – Пусть ты волк, но никак не медведь! А в спячку почему-то регулярно впадаешь, как какой-то… сурок!

Не поспоришь: он здесь спал намного больше, чем жена. Она же часто проводила ночи, сидя на пороге дома, на подоконнике или за кухонным столом в раздумьях. Он приходил за ней, топтался рядом, и иногда они ложились спать вдвоем, но просыпался он, как правило, один.

Полет был долгим. Алена успела испугаться. Так вздрагиваешь при погружении в сон, когда ты все еще лежишь в теплой постели, но вместе с тем уже коснулся сонного моря самым кончиком большого пальца – и вдруг тебя встряхивает судорожная волна. Успела успокоить себя, что разбиться на кусочки ей не грозит, ведь теперь она влачит бестелесное существование. Успела и вспомнить «Алису»: «Да свались я хоть с крыши, я бы и то не пикнула».

Провалившейся в кроличью нору Алисе посчастливилось приземлиться на целую гору осенних листьев. А что ждало Алену в конце этой черной шахты – или все же тоннеля? Света пока не видать, тьма кромешная.

Думать об Алисе было утешительнее, чем пытаться вспомнить формулу ускорения свободного падения. Тем более что туда надо вставлять массу тела, а о том, какой массой обладает отсутствующее тело, Алена понятия не имела. И каким тогда будет приземление? Ветер мимо лица мчался с присвистом.