Костя хохотал и сквозь смех выкрикивал подробности: “А как она его поднимала, расскажи… и рукав оторвала…”, подсказывал он жене. Костя и в процессе рассказа неоднократно вставлял уточняющие реплики, как будто сам был очевидцем события.

В разгар всеобщего веселья домой вернулась шестнадцатилетняя Полина и внимание переключилось на неё.

У Полины, как почти у всех девушек-подростков её возраста, главной заботой были взаимоотношения с мальчиками, на втором месте стоял вопрос: что делать после школы. Ещё одной животрепещущей проблемой были прыщи, которые регулярно появлялись то тут, то там и, как всегда, в самый неподходящий момент – перед дискотекой или свиданием. Полина весьма по этому поводу комплексовала и поочередно применяла косметические, народные и даже эзотерические методы борьбы с прыщами.

– Как в школе? Уроки сделала? – спросил дочь Николай, что бы начать разговор.

– Да, чуток осталось, щас доделаю, – Полина, как могла, уклонилась от разговора и сконцентрировав взгляд на телефоне быстро прошла к себе, кивком поздоровавшись с сестрой и зятем.

Николай Викторович не стал останавливать или одергивать её. По своему богатому отцовскому опыту он твёрдо знал, что в этом возрасте детей лучше не задирать и не напрягать чрезмерным вниманием без крайней надобности. Он никогда не формулировал и не конкретизировал для себя какие-то правила обращения с детьми, он просто чувствовал, что ни нравоучения, ни советы не имеют смысла, так как, скорее всего, даже не будут услышаны. А тотальный контроль не приведет ни к чему хорошему, а лишь загонит ребёнка в глухое подполье. Ведь каждый подросток уверен, что он и только он лучше всех знает, как ему поступать и убедить его в чём-то ином невозможно. Всё равно сделает по-своему. А если пытаться настаивать и заставлять, то уж точно сделает наоборот – из чувства противоречия.

Разговор в гостиной вернулся к прежнее русло. Николай Викторович полушутя-полусерьёзно поинтересовался, скоро ли ждать от них внуков. Поболтали ещё немного о том о сём и молодёжь засобиралась домой.

В прихожей, уже одетые Костя с Леночкой прощались с родителями и Леночка шепнула на ухо отцу:

– Пап! Я решила почку тебе отдать. Так что – скоро поправишься.

– Что ты! Что ты! – оторопел от неожиданности Николай Викторович, – там Егор в Москве почти нашел донора. Не надо…

После Леночкиных слов Николай прослезился от нахлынувших на него чувств. Дверь за молодыми закрылась и он, не смотря в сторону жены, чтобы не показать стоявшие в глазах слёзы, вернулся к телевизору.

Он до сих пор полностью не осознавал тяжести своего положения и необходимости безотлагательной пересадки. Он считал редкие стентирования лечением: раз это делается в больнице – значит должно лечить, и ожидал эффекта. Кроме того, он очень надеялся, что вот-вот и найдётся какая-то медикаментозная панацея, которая вернет ему здоровье.

“Живи и радуйся,” – думал он, – ”Всё есть, дети выросли, домина свой вон какой. А вот же тебе беда такая навалилась”.

После переезда из квартиры в этот большой дом, Николай до сих пор наслаждался его простором. До этого приходилось ютиться чуть ли не на головах друг у друга. А теперь у них с женой появилась отдельная спальня, большим детям досталось по комнате, а маленьким по комнате на двоих и исчезла надобность в двухэтажных кроватях. Появилось два санузла с ваннами и ещё один отдельный туалет.

Этот дом выделили муниципальные власти после рождения восьмого ребенка – Юрия – в 2005 году. И хотя старшие – Вика и Леночка – были уже совершеннолетними, и в семье официально считалось не восемь, а шесть детей-иждивенцев (интересная методика подсчета, изобретённая российскими чиновниками) дом им всё-таки выделили. Скорее всего потому, что Шимичевых показали по областному TV и они стали широко известны в Вологде, как многодетная семья, живущая в крайне стеснённых жилищных условиях. Корреспондент в лицах живописал убогость жилья и многодетность Шимичивых и картинно взывал к властям о помощи.