– Это тебе, дома прочтешь, – и быстро вышел из класса. С трудом дождался утра следующего дня, на крыльях любви летел в школу и прилетел первым в еще пустой класс. Сел за парту и стал ждать. Ночью, терзаемый сладкими муками любви, я почти не спал, мое воображение рисовало Наташу с розовым листком в руках. Она со слезами умиления перечитывала мои стихи, целовала каждую строчку, ее прекрасные губы шептали: «Саша, любимый мой, я не думала, что так сильно люблю тебя, и только благодаря твоим стихам я поняла, кто я для тебя, а ты для меня. Я люблю тебя и буду любить вечно! Прости меня, прости меня за все, за то, что я была не всегда внимательной к тебе и даже резкой, а иногда откровенно грубила тебе, прости, это в прошлом, теперь все будет по-другому, я готова принадлежать тебе и никто другой мне не нужен. Знай, я твоя и делай со мной все, что ты хочешь». Сейчас я уже не помню деталей моих мечтаний, но их бестолковую суть я передал верно.

Наконец в класс вошла Наташа. Как всегда, не глядя ни на кого села на свое место, пробурчав привычное «здрасьте». Я ждал. От волнения во рту пересохло, сердце стучало где-то в горле. «Сейчас она все скажет, и я умру от счастья». Наташа молча достала тетрадь.

– Ну как? – не выдержал я.

– Что «как»? – удивленно спросила Наташа.

– Стихи, – выдавил из себя я.

– А, ты про это! – Наташа покопалась в портфеле, вытащила немного помятый мой розовый листок, протянула его мне и сказала единственное слово: «Говно!»

– И откуда ты выцарапал эту пошлятину! – добавила она.

Это был удар! Как досидел до конца урока, я не помню. Казалось, жизнь закончилась. Мир рухнул, и я раздавлен его обломками. Отвергнутая любовь нестерпимой болью рвала сердце. Я пришел домой, как смертельно раненный зверь возвращается в свое логово с единственной целью, там умереть. Я лег на диван лицом к стене. Воспоминания о крахе любви нахлынули на меня с новой силой, было нестерпимо больно, но эта боль была немножечко и сладкой, правда, я на это обратил внимание, когда вспоминал об этом в зрелом возрасте, а тогда казалось, что жизнь кончилась. Было очень жаль себя и от этой жалости из закрытых глаз по щекам текли непрошеные слезы, но, как оказалось, успокоительные. Мысли о происшедшем терзали сознание, я встал, нервно заходил из угла в угол, пытался прогнать их, но безуспешно. В внезапно в сознании мелькнуло «Давид», не его образ, а слова, сказанные им при первой встрече: «…выпивка изменяет восприятие жизни, делает ее проще…».

«Вот оно! Вот что мне сейчас нужно!» Я быстро оделся и через несколько минут был в магазине, у прилавка, заставленного бутылками с винами и водкой. Их было такое разнообразие, что я в растерянности застыл.

– Ну че, не знаешь, шо брать, мой совет, бери биомицин – услышал я надтреснутый голос, сопровождаемый запахом перегара в смеси с запахом табака.

– Биомицин? Так это вроде бы лекарство, или я ошибаюсь?

Мой собеседник хрипло рассмеялся.

– Это нормальное винцо, полное название его «Біле міцне», и стоит всего рубль и двадцать две копейки, если у тебя есть рубль, то двадцать две копейки я добавлю, а еще у меня есть стакан и мятная конфета для тебя, мне закусь не нужна, я бы даже сказал, лишняя.

Рубль у меня был, да и двадцать две копейки тоже были, но чтобы не расстраивать небритого собеседника, я молча протянул ему рубль.

– Годится! Ты иди за магазин, а я сейчас все спроворю.

В небольшом закутке за магазином стояли две перевернутые вверх дном деревянные бочки, которые служили столами для посетителей. За одной из них расположилась компания из трех потрепанных мужчин, они о чем-то, перебивая друг друга фразой: «Слушай сюда», живо беседовали. При моем появлении один из них ловким движением убрал со стола бутылку и вопросительно и недружелюбно уставился на меня. Двое других тоже замолчали.