Сама Ира производила впечатление двоечницы, не особо одарённой интеллектом. Ей, по-моему, вообще было плевать на экзамен. Она, как типичная сельская девочка, не курила. Но выглядела, если честно, как немного странноватая проститутка, по наивности оказавшаяся в этой профессии, или как девушка, у которой совсем нет вкуса: зелёная мини-юбка из кож. заменителя, красные босоножки на высоченной платформе, белый гипюровый топик на чёрный лифчик, незагорелый плоский живот с пирсингом в пупке. Рыжие крашенные волосы с серыми, мышиными корнями, стройные бледные ноги в комариных укусах, ядовито-жёлтый лак на ногтях, и на фоне всего этого – некрасивое, словно помятое лицо с большим мясистым носом в чёрных точках. В целом, Ира казалась девочкой доброй, простой, но глупой… Дружить с такой я бы постеснялась, дабы не казаться такой же как она. Хотя общаться с ней сейчас легко и весело.

Когда мы снова поднялись на второй этаж, толпа заметно поредела. К выходившим из аудитории, уже никто не подбегал с расспросами, а возле входа стояла очередь из «смельчаков». Всем надоело мучительное ожидание, люди проголодались, хотели поскорее разделаться с экзаменом и уйти домой. Мы с Ирой стали спрашивать, кто после кого заходит, в итоге заняли места почти в хвосте очереди. Когда вышла моя Макарова я не видела, и не знала, сдала ли она экзамен.

…Я вошла в аудиторию чуть раньше своей очереди: кто-то в последний момент испугался и уступил мне своё место. Здесь, склонив головы над листочками с печатями, через стол друг от друга, сидели девочки. В приёмной комиссии три женщины: одна толстая с высокой причёской, вторая совсем не старая, но с седой косой и серым платком на плечах, третья-обычная, с добрыми глазами. Она и показала мне взглядом на билеты, я вытащила первый попавшийся левой рукой (такая примета была у меня ещё со школы), и пошла готовиться. Мне достался Достоевский со своим Раскольниковым, и поэты военных лет. Я возликовала. Эти темы я знаю отлично. Мне даже незачем было готовиться. Для вида я посидела за столом несколько минут, послушала, как Данил с серёжками в ушах – парень с подготовительных курсов, вполголоса увлечённо рассказывал приёмной комиссии о повести Булгакова «Мастер и Маргарита» (умный парень, кстати, оказался, хотя и сидел на курсах на «галёрке»). Он вышел из аудитории с пятёркой, а я на вопрос: «кто готов?» сразу подняла руку.

Пока я уверенно рассуждала на тему «твари ли мы дрожащие или право имеем?» преподавательница с причёской что-то писала, не поднимая головы, та, которая с платком, несколько раз вставала, сморкалась и пила воду из маленького стаканчика, а женщина с добрыми глазами внимательно меня слушала, улыбалась и кивала.

– Ну, что скажете, Татьяна Фёдоровна? – Спросила её «причёска», когда я выдохнула – Всё понятно? Пусть идёт?

Оказывается, она тоже меня слушала.

– А что там у нас во втором вопросе? – отозвалась добрая женщина – поэты Великой Отечественной? Стихотворение на Ваш выбор, прочтите, пожалуйста. – Обратилась она ко мне на «Вы».

Я читала «Варварство» Мусы Джалиля. Это стихотворение не из школьной программы. Я выучила его давно – в детстве, потому что оно брало за душу. Я читала выразительно, с паузами:

Они с детьми погнали матерей

И яму рыть заставили, а сами

Они стояли кучка дикарей,

И хриплыми смеялись голосами…

Приёмная комиссия слушала, не шевелясь, «причёска» больше не писала, «коса» убрала свой носовой платок, и откинула шейный. У «обычной женщины» добрые глаза наполнились слезами. Она их совсем не стеснялась, слушала, продолжая кивать, и шевелила губами – читала про себя вместе со мной.