– Войной что ли на меня пойдет? – Самодовольно ухмыльнулся монарх.

– Силенок у него маловато, не стоит даже волноваться, раздавлю, как лягушку. – Отозвался Маршал.

– Ну и на поединок он меня не вызовет. – Уже серьезно произнес Король. – На ристалище у нас с ним шансы будут равными, а Маркграф – человек расчетливый, он бьет только наверняка.

– Он может потребовать суда. – Предположил Святой Отец.

– А что он может предъявить?! – Возмутился Король. – Что, мол, Благородный Господин и Благородная Госпожа почтили своим присутствием городскую ярмарку, или приняли приглашение знатного вельможи на пиршество, или отстояли всенощную в храме Господнем?! Так что же здесь такого?!

– Но ведь слухи-то… Молва людская… – Замялся Аббат.

– Никто нас с Графиней никто за ноги из сеновала не вытаскивал, и никто свечку нам в опочивальне не гасил.

– У Маркграфа высокие покровители. – Вздохнул Священник.

– Ерунда. – Расхохотался Король. – Ко мне благоволит сам Император, а ты, Отче, пользуешься благосклонностью самого Папы.

Аббат перекрестился и махнул рукой. Маршал расхохотался вслед за своим Монархом.

Ку-ку. – Съехидничала лесная кукушка.

Бегство

«Кто смеет обижать нашего

славного, нашего рубаху-парня,… нашего королька?»

(Е. Л. Шварц. «Обыкновенное чудо»)

– Стой! – зычно прокричал Король, подняв над головой ладонь в латной рукавице и натянув поводья гарцующего коня.

На самом деле он что-то тонко присвистнул пересохшей глоткой и махнул ладонью возле уха, как комара отгонял. Кляча под ним споткнулась и остановилась сама, хрипя и водя боками не хуже самого Короля. Разношерстная кавалькада всадников, постепенно вытянувшись из леса, нестройно столпилась на поляне.

Свита Монарха была еще как великолепна. Лошади – всех мастей, пород и возрастов. Сбруя – лучше не смотреть. Стайка всхлипывающих юных пажей в изорванных плащах, хранящих следы гордых гербов и вензелей. Прыщавый подросток-оруженосец с расквашенным носом и огромным двуручным мечем поперек седла. Лысый повар с жутким тесаком за поясом и в кожаном переднике поверх волосатого торса. Двое безоружных стражников в плоских касках, кожаных колетах, но босиком. Канцлер в бархатном домашнем халате, но с шестопером в руке. Бродячий звездочет в скромном камзоле, в замшевых сапожках и с кривой сарацинской саблей на боку.

Вместе с Королем – ровно дюжина.

Его Величество лихо соскочил с седла (запутался в стремени и плюхнулся жирной спиной в дорожную пыль, беспомощно задрав кверху конечности). К нему подбежали, запоздало засуетились, помогли.

Король, тяжело отдуваясь, отсутствующим взглядом смотрел на свою лошадь. Лошадь, устало дыша, в свою очередь косила глазом на Короля. С её морды свисали клочья пены. У Короля на кончике носа висела большая мутная капля. На роскошном его поясе болтались пустые ножны без кинжала.

Уже брезжил рассвет. Меж кустами клубились клочья тумана. Трава сырела от росы.

После взбалмошной ночной скачки по лесным проселкам, пора было, наконец, остановиться и отдышаться. Определиться, наконец, что делать дальше. И лошади, и люди выдохлись.

По одному, вразнобой, люди начали спешиваться, поправлять сбрую, осматривать коней. Кто-то из пажей, нетерпеливо подпрыгивая и треща на ходу ветками, отбежал в густой кустарник.

Молчали.

«Ни… себе поужинали» – Приходя в себя, подумал Король, – «Из собственного замка, из-за пиршественного стола, его, коронованного и помазанного монарха, в мгновенье ока вышибли к чертовой матери. Как котенка. И кто?!» На краю сознания зацепилось: «Кто? Кто? Кто…»

Скромно ужинали в узком кругу. Засиделись допоздна. Мило беседовали. Канцлер рано ушел спать. У Аббата, как всегда были свои дела в обители. Благородный Странствующий Рыцарь, гостивший у Короля, участвовал в беседе номинально. Он постоянно что-то откусывал, жевал, глотал, отхлебывал, согласно кивал головой. Звездочет, видно выпил лишнего, и нес какую-то ересь, будто бы Земля сама круглая, и вокруг Солнца вращается.