– Представьте, поручик, но в жалости я не нуждаюсь.

Сабуров только отмахнулся.

– Я не хотел вас обидеть, лейтенант. Мой французский не так хорош, как ваш. Мне не всегда удаётся подобрать правильные слова. Давайте лучше выпьем.

– Зачем?

– У спиртного, друг мой, есть замечательная способность. Оно вытаскивает живого человека из мёртвого панциря.

– А если человеку хорошо там, в панцире?

– Задохнётесь, если носа высовывать не будете.

Замфир не сдвинулся с места.

– Вы не можете мне отказать, лейтенант. За вашего монарха мы выпили, теперь нужно выпить за моего. Союзники мы или нет?!

И снова Сабуров вытянулся в полный рост, выпятил мощную грудь.

– За Его Императорское Величество государя Николая Александровича! Многая лета! – громогласно объявил он.

Замфиру ничего не оставалось, как встать напротив и выпить свой бокал до дна. Где-то через пару перегородок басовито подхватил отец Деян с хором подвыпивших сербских офицеров.

– Кажется, нас подслушивают, – ухмыльнулся Сабуров. Лицо его обрело выражение напроказничавшего, но не раскаявшегося мальчишки, и Замфир подавил непрошенный смешок. Коньяк разогрел его кровь, расслабил сжатые чуть не до судорог, мышцы спины. Василе сел за стол и приналёг на закуску. Стряпня госпожи Сырбу была простой, но от того ещё более вкусной.

– Мне, право, неудобно вырывать вас из компании друзей, – заметил он и с удивлением обнаружил, что говорит с полным ртом. Русский коньяк разрушительно действовал на манеры Замфира. Он смутился, промокнул рот краем белоснежной салфетки, но поручик не обратил на это никакого внимания.

– Друг мой, – сказал он, не отрываясь от обсасывания куриной голени. – Мы могли бы пойти сейчас к нашим балканским братьям по оружию… – Произношение поручика было столь чудовищным, что Замфир непроизвольно поморщился. Как многие румынские офицеры, он боготворил Францию, Париж и вовсе считал Новым Иерусалимом, сияющим на холме. Такое вольное обращение с французским языком коробило его возвышенную душу. Гримаса сублейтенанта не осталась незамеченной, и Сабуров с усмешкой продолжил: – Но вас, лейтенант, даже мой французский коробит. Что вы там-то делать будете? Наши сербские братья, особенно, подпив, становятся не в меру общительны. Румынского они не знают, как и латыни тоже, а их французский, уж поверьте, много хуже моего. Их язык я кое-как понимаю, всё-таки народы родственные, а для вас, потомка римских патрициев, српски езык будет сущей абракадаброй. И что вы там делать будете? Не отвечайте. Давайте лучше выпьем.

Он опять налил рюмки до краёв и вытянулся во фрунт и провозгласил:

– За победу братского оружия!

Василе поднялся. На этот раз оторвать зад от диванных подушек было намного тяжелее.

– А обязательно до дна пить? – робко спросил он.

– Не обязательно, – успокоил его поручик. – Но, если на дне останется хоть капля, я немедля сдам вас тайной полиции, как пособника врага и османского шпиона!

Сабуров с нескрываемым удовольствием посмотрел на скисшую физиономию Замфира и расхохотался.

– Вы поверили, что ли? Ну, лейтенант, вы что всерьёз заподозрили во мне жандармского сексота? Не буду я вас сдавать, пейте, сколько хотите. Но завтра мы отправимся на фронт и будем биться за свободу Румынии до последней капли крови. Неужели вы, благородный человек, офицер, сможете выпить за нашу победу не до последней капли коньяка?

– Чувствую себя куклой на ниточках, – пробормотал Замфир, вылил коньяк в рот и продемонстрировал поручику пустой бокал.

– Ну будет вам, обещаю: еще один тост и будете дальше нюхать свою рюмку, сколько захотите.

– Зачем это вам, поручик? – с сомнением спросил Василе. Он нашарил плюшевую подушку и подложил под поясницу. Вертикальная, хоть и мягкая, спинка дивана была не слишком удобной.