Его брат стал реже выбираться на прогулки, настойчиво отказывался от услуг врачей, запирался в своей комнате, долго и неподвижно сидел перед телевизором. Кто-то из соседских пацанов начал таскать ему видеокассеты весьма специфического жанра.

Вот и сегодня, закрыв за собой дверь квартиры, Константин услышал доносящиеся из комнаты Игната протяжные стоны, аханья и оханья. Иногда они перемежались короткими фразами на немецком языке.

Сбросив в прихожей ботинки и повесив на вешалку безнадежно испорченный пиджак, Константин подошел к запертой двери комнаты брата и прислушался.

Да, все верно. И так на протяжении уже нескольких недель.

– Игнат, сделай тише! – крикнул Константин.

Но то ли голос его был слишком слабым от усталости, то ли по какой другой причине, но сладострастные стоны не прекращались и не затихали.

Константин, медленно потирая мышцы шеи, подошел к двери комнаты младшего брата и, повернув ручку, шагнул через порог.

Это повторялось с пугающим постоянством уже несколько недель подряд.

Игнат неподвижно сидел в инвалидном кресле перед телевизором, на экране которого мелькали обнаженные тела, гениталии, и все это сопровождалось фальшивыми женскими стонами, мужским жеребячьим ржанием и воплями.

– Игнат, я же тебя просил, сделай тише.

Панфилов-младший резко обернулся.

– Это ты?

– Я, кто же еще, – тяжело вздохнул Константин. – Опять порнуху смотришь?

Игнат взял лежавший на коленях пульт и выключил видеомагнитофон. После этого он резко развернул кресло и с неожиданной горячностью выпалил:

– Почему тебе не нравится все, что я делаю? Почему ты все время дергаешь меня?

– Слушай, Игнат, я устал, мне сейчас не до этого.

– Нет, ты скажи, – не унимался брат.

– Ну что тебе сказать? Я просто попросил сделать тише, вот и все. Что тут непонятного?

– Ты не ответил на мои вопросы. – Игнат едва не кричал. – Так получается всегда. Ты не хочешь со мной разговаривать, ты только поучаешь.

Не желая ввязываться в этот бесполезный, по мнению Константина, разговор, он развернулся и вышел из комнаты. Но Игнат поехал следом за ним.

– Я понимаю, – надрывно продолжал он, – я все понимаю. Тебе некогда, тебе нет до меня дела, у тебя свои важные проблемы. Тебе же надо деньги зарабатывать.

– Да, – твердо сказал Константин, – мне надо зарабатывать деньги. Но ведь я это делаю не только ради себя.

– Неужели? – с горьким сарказмом воскликнул Игнат. – Оказывается, ты делаешь это ради меня, а я-то, дурак, требую к себе какого-то внимания.

– Ты не дурак, – спокойно произнес Константин, – и не надо передергивать.

– Ах, вон оно что. Значит, я все-таки не дурак, я просто калека. Ты хоть понимаешь, что чувствует инвалид? А ведь мне только двадцать лет. У меня уже никогда не будет женщины. Да, я смотрю порнуху, потому что мне хочется любви, мне хочется настоящего женского тела, а не картинки на экране телевизора.

– Твоя жизнь еще не закончилась. Не изводи себя.

– Да? – в глазах Игната появились слезы. – Может, ты знаешь лекарства, которые вылечивают перелом позвоночника? Врачи не знают, а ты знаешь, да?

Константин, чувствуя себя совершенно измочаленным после событий сегодняшнего дня, не нашел, что возразить Игнату. Он испытывал лишь бесконечную горечь от того, что пока ничем не может ему помочь.

– Давай мы поговорим об этом завтра, – сказал он севшим голосом, стараясь не встречаться взглядом с глазами Игната. – Мне надо залезть в ванну. Я грязный, как чертила.

– Завтра, – скептически произнес Игнат, сглатывая слезы, – всегда завтра.

Панфилов-младший даже не обращал внимания на то, что Константин пришел домой в грязных изорванных брюках и рубашке, со ссадиной на лице.