Чуну велел Сомин не лезть в разговор Джихуна с отцом, но это не значило, что Джихуна не надо подстраховать. Чуну знал таких людей, как господин Ан: сущие пиявки. Исчезают, когда в них нуждаются больше всего, и возвращаются, чтобы высосать все, что удастся. У такого человека могло быть только две причины объявиться: он от чего-то убегал или ему было что-то нужно. В любом случае, надо с ним разобраться быстро и навсегда.

Чуну прислонился к передней стене здания, вне поля зрения говорящих, но достаточно близко, чтобы с его слухом токкэби он мог все разобрать.

– Здесь для тебя ничего нет, – говорил Джихун.

«Не показывай слабости, – подумал Чуну. – Заставь его думать, что тебе нет до него дела. Не позволяй ему уязвить твою гордость».

– Это не тебе решать. – Господин Ан затянулся сигаретой. Скверная привычка, по мнению Чуну.

– Ты можешь зайти, но не найдешь внутри ничего, кроме грязи. Хотя для тебя в самый раз, – сказал Джихун.

Послышался шлепок. Кожа соприкоснулась с кожей. Такой звук обычно раздается от удара раскрытой ладонью. Даже не удара – пощечины. Пощечины, которой хотят пристыдить так же сильно, как и причинить боль.

Перед глазами у Чуну стала красная пелена. Он сжал кулаки, кожа горела от гнева. Он знал, что это не просто ярость – в нем разгорался огонь токкэби. Но нет: он не пользовался им веками и не собирается сейчас. Даже когда его захлестнули воспоминания о собственном несчастливом детстве. Отец Чуну не гнушался ни бить, ни унижать сына. Но он мертв уже много веков, а отец Джихуна был хоть и ублюдком, но человеком. Не стоит вмешиваться и тем более использовать сверхъестественные силы.

– Больше ты мне ничего не сможешь сделать, – жестко произнес Джихун. В его голосе слышался вызов.

«Хорошо. Не позволяй ему видеть твою боль», – Чуну одобрительно кивнул.

– Неблагодарная дрянь! Я четыре года одевал и кормил тебя и вот чем ты мне отплатил?

– Ты обо мне едва заботился, да и то делал лишь потому, что боялся признать: отец и муж из тебя никудышный! Когда ты загремел в тюрьму, мы только с облегчением вздохнули.

– Что-то я не вижу здесь твоей шлюхи-матери! – закричал господин Ан. – Чем она лучше меня?

– Зачем ты вернулся? – взорвался Джихун. – Тебе деньги нужны?

Послышался звон рассыпавшихся монет. Как будто он вывернул карманы.

– Вот! Больше у меня ничего нет, – заявил Джихун.

– А как же деньги, которые тебе бабка оставила? У нее их полно должно было быть. Вечно твердила: откладывай сыну на учебу! Где эти деньги?

– Нет их больше – я ими за аренду расплачивался, чтобы не пришлось жить на улице. И даже если бы что-то осталось, я бы тебе ни воны не дал.

– Ах так? И что же мне помешает их забрать, щенок? – хрипло расхохотался господин Ан.

– Хочешь узнать? – спросил Джихун.

Теперь Чуну забеспокоился. Ан старший был задиристым подонком, и, если бросаешь ему вызов, нужно быть готовым к атаке. Такие люди хуже бешеных животных, боящихся потерять почву под ногами. Кажется, подумал Чуну, пришло время вмешаться.

– Не думай, что видишь меня в последний раз, – прошипел господин Ан.

Ах, так он не из тех подонков. Он из трусливых.

Чуну услышал приближающиеся шаги и отступил в тень переулка. Дождавшись, когда господин Ан будет проходить мимо, он протянул руку и втянул мужчину за собой в темноту.

– Что за…

– Я предупреждаю тебя первый и последний раз. – Чуну отбросил Ана к стене. Тот рухнул на четвереньки. – Держись подальше от Джихуна и никогда не возвращайся.

Чуну достал из бумажника несколько крупных купюр, и господин Ан удивленно на них вылупился.

– Больше ты ни воны от нас не увидишь, так что будь благодарен и проваливай. Поверь мне, я знаю нужных людей. Стоит мне их только попросить – и твоего исчезновения никто даже не заметит. Усек?